«Жена смотрителя зоопарка»: О Холокосте - или хорошо, или никак - «Рецензии»

Скромный фильм по нескромному поводу Когда-нибудь, лет так через 300-400, события Второй мировой войны и связанный с ней Холокост, может, и приобретут былинный оттенок, станут для будущих поколений просто историей, как для ныне живущих европейцев – Тридцатилетняя война, а для русских – татаро-монгольское иго. Но сейчас, пока связь времен еще жива, всякое выказывание на эту тему – чрезвычайно избитую и чрезвычайно же болезненную – по-прежнему считается актуальным. Это и понятно: раны не зажили. Прения то стихают, то закипают вновь, подстегиваемые неосторожной репликой какой-нибудь знаменитости. Трудно не быть услышанным, касаясь столь больного предмета. Снимая о нем фильм. Но какой соблазн! Сложность только в том, что художник не может и не должен ограничиться фразой «мои соболезнования», иначе какой он, к чертям, художник. А ответить убедительно на вопрос «зачем?» получается далеко не у всех. Вот и выходит то, что выходит: творцы трудятся, вынашивают, а черствая публика, знай, обвиняет их во всех смертных грехах, включая желание спекульнуть слезоточивой темой. Не успели еще основательно утрамбоваться мнения о «Рае» Кончаловского , что это такое было – настоящее-сокровенное или красоты необыкновенной, но все же трюк, как вот уже на экраны выходит новый фильм той же тематики. На этот раз большого кипиша, правда, не ожидается. Фильм «Жена смотрителя зоопарка», чешско-британо-американская копродукция, из совершенно другой весовой категории, нежели детище мэтра мирового кино. Для своего «месседжа» новозеландский режиссер Ники Каро, автор фэнтези про бургундских виноделов, истории о сексуальных домогательствах на шахте, спортивной драмы про трудных детей и еще ряда «мелкотемных» вещиц, выбрала фрагмент из биографии реальных смотрителей Варшавского зоопарка супругов Жабинских. В годы фашистской оккупации Польши они укрыли в своем доме при зоопарке около 300 евреев. История этого подвига и пошла в ход. Ключевая фигура сюжета - Антонина Жабинская (Джессика Честейн ). Все происходящее мы видим ее глазами. Она первая предлагает мужу Яну (Даниэль Брюль ) спрятать еврейскую подругу у себя дома. Она придумывает устроить свиноферму, якобы для нужд немецкой армии, а на самом деле -для прикрытия. Жабинские тайком перевозят людей из гетто на территорию зоопарка, а затем помогают им бежать, ежедневно рискуя жизнью. Ситуация осложняется тем, что в Антонину влюблен бывший друг семьи, а ныне высокопоставленный чиновник нацистской канцелярии Лутц Хек. Жабинские зависят от него, и это порождает трудности «особого» рода: домогательства Лутца, ревность мужа, душевные страдания Антонины. Нам рассказывают эту историю торопливо, предсказуемо, немного наивно, адаптируя ужасы нацизма под формат женского кино про войну. В этой механике событий нет места полутонам, сложным характерам, авторским «пометкам на полях». Следя за перипетиями сюжета, зритель может почувствовать себя неуютно, но не от беспокойства за судьбы героев. Совсем наоборот. Там, где должно сострадать, испытывать боль, страх, вообще какие-то эмоции, ты почему-то ничего не чувствуешь и коришь себя за черствость, хотя едва ли в этом виноват. На самом деле это очень странный фильм. В нем нет атмосферы. Не той атмосферы, какой любят щегольнуть режиссеры «арт-хаусники», а как бы нет самого воздуха. О смене времен года мы узнаем по цвету листьев и наличию/отсутствию снега, о том, что надо начинать бояться, по словам героев и их напряженным лицам. Предательские мелочи, от которых поначалу отмахиваешься, постепенно набирают критическую массу: не сходящая с губ Джессики Честейн помада; ее (Антонины, то есть) славный малыш, к концу оккупации сменившийся довольно упитанным подростком; одинаковые стулья в руках массовки, «сгоняемой» в гетто. Человеку, который прячет беглецов в баке с пищевыми отходами, хочется сделать замечание, чтоб присыпал их картофельными очистками получше. Антифашистская драма окончательно превращается в балаган. Но и кровавого месива, какое бывает в дешевых фильмах про войну, здесь тоже не найти. Война в «Жене» почти бескровна, если не считать сцен убийства животных. Но есть и другая проблема. Российскую публику вообще сложно разжалобить. Народ у нас суровый, без сантиментов, всякое повидавший на своем веку. Тут не принято долго скорбеть даже о совсем недавних трагедиях (если только сигнал не спускается сверху). А вы говорите – кино про холокост. Елена Юртаева 12.04.2017