Канны-2019: «Дылда». Кантемировская дивизия снова в бою - «Рецензии»

Новый фильм Балагова показали на Каннском кинофестивале Два года назад юный дебютант Кантемир Балагов попал с фильмом «Теснота» в каннскую программу «Особый взгляд» – вторую по значимости после основного конкурса – и мгновенно стал открытием. Весь следующий год его имя звучало повсюду, где представляли российское кино, награды сыпались одна за другой, а сам дебютант был еле живой от сотен интервью. Ученик Александра Сокурова , Балагов во многом впитал «живописную» манеру своего мастера, окутав ею острую тему межэтнических отношений. Как обычно бывает, после первого триумфа требования к следующей работе повышенные. Мощный старт предполагает яркое продолжение. По крайней мере, именно этого ждут поклонники и наблюдатели. 27-летний Кантемир человек отважный. «Теснота» хоть и была сделана на очень больную и вечно актуальную тему, но Балагову, выходцу с Кавказа, проблема национальных отношений близка и понятна. Если вообще в этой проблеме что-то может быть понятно. В «Дылде» молодой режиссер ступил на территорию еще более зыбкую и опасную в силу безумного социально-политического контекста, разбушевавшегося в последнее время в России. Со свойственной молодости и горячему таланту отвагой Балагов взялся за тему Великой Отечественной войны. Как он сам признавался, толчком послужила книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». Впрочем, сюжетно книга и фильм не пересекаются, если не считать самой по себе темы «женщина и война». Со сценарием Балагову помог известный писатель Александр Терехов, продюсером выступил Александр Роднянский . Артиллерия что надо. Первая послевоенная осень. В госпитале работает девушка Ия (Виктория Мирошниченко), высоченная и почти альбинос. Иначе как «Дылда» ее никто и не называет. Дылду комиссовали из зенитной батареи после контузии, она вернулась в послеблокадный Ленинград, взяв родившегося на фронте маленького сынишку боевой подруги – та пошла мстить за гибель отца ребенка. Один из приступов – последствий контузии – приводит к трагедии с ребенком. И тут возвращается с фронта подруга Маша (Василиса Перелыгина ). Самое время сказать, что жизнь постепенно входит в мирное русло, но ничуть не бывало. Да, бомбы больше не падают, а на улицах не валяются неподобранные трупы. Но война никуда не ушла – она только сделала вид, что отступила. Мальчишка, Машин сын, не в состоянии изобразить собаку, сколько ни подсказывают ему скучающие пациенты госпиталя – «Паша, ну гав-гав, гав-гав!», – на все лады пытаются помочь ему раненые и контуженные. Но Паша никогда не видел собак – в блокадном Ленинграде всех собак съели. Вроде бы нестрашная бытовая деталь, но несет в себе такое немыслимое нарушение обычного миропорядка, что пугает больше, чем кровь и трупы. Или. Тихая любящая жена находит в госпитале обездвиженного мужа. Она не поверила похоронке и искала любимого, цепляясь за надежду. И нашла. Следуя героической кинологике, она должна забрать мужа домой и до последнего вздоха ухаживать за ним, радуясь, что он живой, хоть покалеченный. Но у войны не женское лицо – четыре кошмарных года не только закалили, но и расчеловечили. Как писал Александр Твардовский в «Василии Теркине», «на войне сюжета нет». На войне гибнут не только люди – умирают неосязаемые, но необходимые атрибуты жизни – сострадание, любовь, а привычные нити, идущие от души к душе, от сердца к сердцу, рвутся навечно. По просмотре второго фильма Кантермира Балагова можно уже говорить о его индивидуальном авторском почерке, о собственном выработанном стиле. Он еще рождается, этот стиль, но вектор уже начерчен. Первые эпизоды «Дылды» невольно отсылают к стилистике Алексея Германа-старшего – гиперреализм здесь мощнейшее подспорье режиссерскому замыслу, но дальше Балагов отходит от следования Герману и вновь нащупывает уже опробованную на «Тесноте» причудливую смесь реализма и элегантной символики. Моментами эта стилистика даже кажется излишне манерной, учитывая тяжелый материал, иногда думаешь, что Балагов слишком выверенно и красочно выстраивает кадры в ущерб смыслу, отчего время от времени появляется ощущение ненатуральности и подозрение в самолюбовании. Диалоги периодически взрываются неожиданной выспренностью, и закрадывается подозрение, что ее принес с собой «помощник» Терехов. Но в контексте современного российского квазиантивоенного кино «Дылда» все-таки звучит приятно не фальшивой нотой, хоть и с добавлением не всегда нужных обертонов. Екатерина Барабаш Канны