Новый фильм Балагова показали на Каннском кинофестивале
Два года назад юный дебютант Кантемир Балагов попал с фильмом «Теснота» в каннскую программу «Особый взгляд» – вторую по значимости после основного конкурса – и мгновенно стал открытием. Весь следующий год его имя звучало повсюду, где представляли российское кино, награды сыпались одна за другой, а сам дебютант был еле живой от сотен интервью. Ученик Александра Сокурова, Балагов во многом впитал «живописную» манеру своего мастера, окутав ею острую тему межэтнических отношений. Как обычно бывает, после первого триумфа требования к следующей работе повышенные. Мощный старт предполагает яркое продолжение. По крайней мере, именно этого ждут поклонники и наблюдатели. 27-летний Кантемир человек отважный. «Теснота» хоть и была сделана на очень больную и вечно актуальную тему, но Балагову, выходцу с Кавказа, проблема национальных отношений близка и понятна. Если вообще в этой проблеме что-то может быть понятно. В «Дылде» молодой режиссер ступил на территорию еще более зыбкую и опасную в силу безумного социально-политического контекста, разбушевавшегося в последнее время в России. Со свойственной молодости и горячему таланту отвагой Балагов взялся за тему Великой Отечественной войны.
Как он сам признавался, толчком послужила книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». Впрочем, сюжетно книга и фильм не пересекаются, если не считать самой по себе темы «женщина и война». Со сценарием Балагову помог известный писатель Александр Терехов, продюсером выступил Александр Роднянский. Артиллерия что надо. Первая послевоенная осень. В госпитале работает девушка Ия (Виктория Мирошниченко), высоченная и почти альбинос. Иначе как «Дылда» ее никто и не называет. Дылду комиссовали из зенитной батареи после контузии, она вернулась в послеблокадный Ленинград, взяв родившегося на фронте маленького сынишку боевой подруги – та пошла мстить за гибель отца ребенка. Один из приступов – последствий контузии – приводит к трагедии с ребенком. И тут возвращается с фронта подруга Маша (Василиса Перелыгина). Самое время сказать, что жизнь постепенно входит в мирное русло, но ничуть не бывало. Да, бомбы больше не падают, а на улицах не валяются неподобранные трупы. Но война никуда не ушла – она только сделала вид, что отступила. Мальчишка, Машин сын, не в состоянии изобразить собаку, сколько ни подсказывают ему скучающие пациенты госпиталя – «Паша, ну гав-гав, гав-гав!», – на все лады пытаются помочь ему раненые и контуженные. Но Паша никогда не видел собак – в блокадном Ленинграде всех собак съели. Вроде бы нестрашная бытовая деталь, но несет в себе такое немыслимое нарушение обычного миропорядка, что пугает больше, чем кровь и трупы.
Или. Тихая любящая жена находит в госпитале обездвиженного мужа. Она не поверила похоронке и искала любимого, цепляясь за надежду. И нашла. Следуя героической кинологике, она должна забрать мужа домой и до последнего вздоха ухаживать за ним, радуясь, что он живой, хоть покалеченный. Но у войны не женское лицо – четыре кошмарных года не только закалили, но и расчеловечили. Как писал Александр Твардовский в «Василии Теркине», «на войне сюжета нет». На войне гибнут не только люди – умирают неосязаемые, но необходимые атрибуты жизни – сострадание, любовь, а привычные нити, идущие от души к душе, от сердца к сердцу, рвутся навечно. По просмотре второго фильма Кантермира Балагова можно уже говорить о его индивидуальном авторском почерке, о собственном выработанном стиле. Он еще рождается, этот стиль, но вектор уже начерчен. Первые эпизоды «Дылды» невольно отсылают к стилистике Алексея Германа-старшего – гиперреализм здесь мощнейшее подспорье режиссерскому замыслу, но дальше Балагов отходит от следования Герману и вновь нащупывает уже опробованную на «Тесноте» причудливую смесь реализма и элегантной символики. Моментами эта стилистика даже кажется излишне манерной, учитывая тяжелый материал, иногда думаешь, что Балагов слишком выверенно и красочно выстраивает кадры в ущерб смыслу, отчего время от времени появляется ощущение ненатуральности и подозрение в самолюбовании. Диалоги периодически взрываются неожиданной выспренностью, и закрадывается подозрение, что ее принес с собой «помощник» Терехов. Но в контексте современного российского квазиантивоенного кино «Дылда» все-таки звучит приятно не фальшивой нотой, хоть и с добавлением не всегда нужных обертонов. Екатерина Барабаш Канны
Новый фильм Балагова показали на Каннском кинофестивале Два года назад юный дебютант Кантемир Балагов попал с фильмом «Теснота» в каннскую программу «Особый взгляд» – вторую по значимости после основного конкурса – и мгновенно стал открытием. Весь следующий год его имя звучало повсюду, где представляли российское кино, награды сыпались одна за другой, а сам дебютант был еле живой от сотен интервью. Ученик Александра Сокурова , Балагов во многом впитал «живописную» манеру своего мастера, окутав ею острую тему межэтнических отношений. Как обычно бывает, после первого триумфа требования к следующей работе повышенные. Мощный старт предполагает яркое продолжение. По крайней мере, именно этого ждут поклонники и наблюдатели. 27-летний Кантемир человек отважный. «Теснота» хоть и была сделана на очень больную и вечно актуальную тему, но Балагову, выходцу с Кавказа, проблема национальных отношений близка и понятна. Если вообще в этой проблеме что-то может быть понятно. В «Дылде» молодой режиссер ступил на территорию еще более зыбкую и опасную в силу безумного социально-политического контекста, разбушевавшегося в последнее время в России. Со свойственной молодости и горячему таланту отвагой Балагов взялся за тему Великой Отечественной войны. Как он сам признавался, толчком послужила книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». Впрочем, сюжетно книга и фильм не пересекаются, если не считать самой по себе темы «женщина и война». Со сценарием Балагову помог известный писатель Александр Терехов, продюсером выступил Александр Роднянский . Артиллерия что надо. Первая послевоенная осень. В госпитале работает девушка Ия (Виктория Мирошниченко), высоченная и почти альбинос. Иначе как «Дылда» ее никто и не называет. Дылду комиссовали из зенитной батареи после контузии, она вернулась в послеблокадный Ленинград, взяв родившегося на фронте маленького сынишку боевой подруги – та пошла мстить за гибель отца ребенка. Один из приступов – последствий контузии – приводит к трагедии с ребенком. И тут возвращается с фронта подруга Маша (Василиса Перелыгина ). Самое время сказать, что жизнь постепенно входит в мирное русло, но ничуть не бывало. Да, бомбы больше не падают, а на улицах не валяются неподобранные трупы. Но война никуда не ушла – она только сделала вид, что отступила. Мальчишка, Машин сын, не в состоянии изобразить собаку, сколько ни подсказывают ему скучающие пациенты госпиталя – «Паша, ну гав-гав, гав-гав!», – на все лады пытаются помочь ему раненые и контуженные. Но Паша никогда не видел собак – в блокадном Ленинграде всех собак съели. Вроде бы нестрашная бытовая деталь, но несет в себе такое немыслимое нарушение обычного миропорядка, что пугает больше, чем кровь и трупы. Или. Тихая любящая жена находит в госпитале обездвиженного мужа. Она не поверила похоронке и искала любимого, цепляясь за надежду. И нашла. Следуя героической кинологике, она должна забрать мужа домой и до последнего вздоха ухаживать за ним, радуясь, что он живой, хоть покалеченный. Но у войны не женское лицо – четыре кошмарных года не только закалили, но и расчеловечили. Как писал Александр Твардовский в «Василии Теркине», «на войне сюжета нет». На войне гибнут не только люди – умирают неосязаемые, но необходимые атрибуты жизни – сострадание, любовь, а привычные нити, идущие от души к душе, от сердца к сердцу, рвутся навечно. По просмотре второго фильма Кантермира Балагова можно уже говорить о его индивидуальном авторском почерке, о собственном выработанном стиле. Он еще рождается, этот стиль, но вектор уже начерчен. Первые эпизоды «Дылды» невольно отсылают к стилистике Алексея Германа-старшего – гиперреализм здесь мощнейшее подспорье режиссерскому замыслу, но дальше Балагов отходит от следования Герману и вновь нащупывает уже опробованную на «Тесноте» причудливую смесь реализма и элегантной символики. Моментами эта стилистика даже кажется излишне манерной, учитывая тяжелый материал, иногда думаешь, что Балагов слишком выверенно и красочно выстраивает кадры в ущерб смыслу, отчего время от времени появляется ощущение ненатуральности и подозрение в самолюбовании. Диалоги периодически взрываются неожиданной выспренностью, и закрадывается подозрение, что ее принес с собой «помощник» Терехов. Но в контексте современного российского квазиантивоенного кино «Дылда» все-таки звучит приятно не фальшивой нотой, хоть и с добавлением не всегда нужных обертонов. Екатерина Барабаш Канны
Биография Алены Долецкой Семья Алены Долецкой Алёна Станиславовна Долецкая родилась в семье врачей. Отец Станислав Яковлевич Долецкий был детским хирургом, академиком РАМН, а также членом Королевской академии детских хирургов Великобритании. Мать Кира Владимировна Даниель-Бек Пирумян была
→ Подробнее:)