«Ирландец» Мартина Скорсезе: Кто понял жизнь, тот не спешит - «Рецензии»

На Netflix вышел новый фильм Мартина Скорсезе «Ирландец» — 209-минутная гангстерская сага с бюджетом то ли в $150 миллионов долларов, то ли все 200. Алексей Филиппов внимательно посмотрел картину, которую записали в главные события года еще задолго до премьеры, и разобрался: что хоронит Мартин Скорсезе – и так ли грустно от этих похорон. — Он мертв. — Мертв? Кто это сделал? — Рак. Пожилой ирландец Фрэнк Ширан (Роберт Де Ниро ), прикованный к инвалидному креслу, густо загримированный временем в седины и морщины, беседует с молодыми полицейскими. Они хотят узнать, что же случилось с эксцентричным профсоюзным лидером Джимми Хоффой (Аль Пачино ), который пропал без вести в 1975-м. Ширан и Хоффа дружили, но ирландец с вечным покерфейсом, армейской исполнительностью и стальными кулаками вообще много с кем дружил. Об этом он и вспоминает в начале 2000-х, незадолго до собственной смерти. Под конец жизни реальный Ширан, убийца и тоже профсоюзный деятель, вообще много давал интервью – журналистам, ФБР, Чарльзу Брандту – автору документальных детективов. Через год после смерти одного из 26 самых опасных бандитов США, в 2004 году Брандт опубликовал книгу «Я слышал, ты красишь дома» (I Heard You Paint Houses), где сложил байки и факты в биографию «Ирландца». Много лет по ней пытался поставить фильм Мартин Скорсезе, которому это символично удалось только в 2019-м – после «Молчания»: фильма-исповеди, долгостроя и в каком-то смысле opus magnum. «Ирландец», впрочем, тоже претендует на все три титула. События картины начинаются в 1950-е, когда Фрэнк Ширан вернулся со Второй мировой войны, где символично много времени провел в Италии. Новым полем боя для него станет криминальный мир США, на который монополия как раз у сынов Сицилии. Дверь в подпольную Америку откроется почти случайно: добропорядочный шофер замороженных туш познакомится с боссом семьи Буфалино Рассом (Джо Пеши ) буквально на заправке. Потом уже все начнется и завертится. Подпольная продажа мяса, аферы, убийства. Читайте также: рецензия на «Молчание» Скорсезе Параллельно с криминальной карьерой Ширан делает и профсоюзную: у него завязывается тесная дружба с Джимми Хофой – президентом Международного братства дальнобойщиков, которого поддерживала мафия. Преступность часто и выступает предприимчивым механиком, который стремится что-то подкрутить под капотом у государственной машины, чтобы под видом улучшения рабочих условий что-нибудь заработать. За спинами же у напряженных мужчин творится Большая История: революция на Кубе (Ширан, возможно, участвовал в подготовке операции по свержению Кастро), смерть Кеннеди (Ширан уверен, что его убрала мафия), Уотергейт – и так далее до бомбежки Югославии. Шрапнель истории в «Ирландце» нередко считают данью биографии героя, но, думается, что не случайно хроника его жизни так строго зарифмована с полувековой американской летописью. К монументальному «Ирландцу» есть простой подход, диктуемый фильмографией Мартина Скорсезе. Это своего рода прощание с криминальной мифологией, 200-минутная похоронная речь. В «Славных парнях» (1990) шкета Генри Хилла (взрослым его сыграл Рэй Лиотта ) завораживало, что мафия ездит на «Кадиллаках» и ни перед кем не отчитывается. «Ирландец» – это «Кадиллак» среди гробов, как пожилому Ширану рекомендует зеленый саркофаг работник похоронного бюро. Это фильм, завершающий формальную трилогию, в которую вместе с «Парнями» входит еще и «Казино» (1995) – притча об алчности и авантюрности человеческого характера, где живописуется проникновение мафии в экономическую систему США. Фильм не случайно начинается с замаскированной цитаты из «Апокалипсиса» Иоанна Богослова («И кто может устоять?»), а его структура и приемы служат основой для всех модных сегодня экономических триллеров, которые на пальцах объясняют азы биржевых игр (вроде «Игры на понижение» или недавней «Прачечной»). Однако свести «Ирландца» к невероятному свершению авторской воли и еще более невероятной щедрости Netflix представляется довольно скучной задачей. Новейший фильм Скорсезе при всей видимой дряхлости, предсмертной неторопливости и трогательной беспомощности, которая выражается в бесконечном повторении одних и тех же ситуаций, слов и мифов, не коробка старых открыток, которые Скорсезе посылает от себя себе. Тут важно вспомнить, что живой классик американского и мирового кино давно обессмертил себя как один из ангелов революции Нового Голливуда. Пускай сегодня каждый его новый фильм мерещится чуть ли не последним (согласно популярному апокрифу – 12 лет назад «Отступники» получили «Оскар» как раз из опасений, что Скорсезе больше ничего не снимет). Вместе с другими сегодня уже патриархами, ругающимися на Netflix, киновселенную Marvel и калькуляторы, он впустил в декоративный Золотой Голливуд воздух злых улиц, по которым шастали пройдохи и обыватели с лицами Де Ниро, Пачино, Кейтела (у него здесь есть небольшая роль) и других выдающихся артистов. Новый Голливуд, как мальчишка Хилл из «Славных парней», гангстерский образ во многом облагородил, пускай каждый путь Карлито помечался предательствами, покороженными судьбами и кровавыми разводами. Еще в «Бонни и Клайд» (1967) криминальная деятельность времен Великой депрессии оказалась срифмована Артуром Пенном с бунтом против системы, закостенелых законов, узких социальных рамок. Новый Голливуд и сам был в каком-то смысле бандитом, который ворвался на патетичную вечеринку и постарался забрать как можно больше у богатых (студий) и раздать это бедным (независимым режиссерам). С тех пор, надо признать, что Новый Голливуд стал новый Голливудом. У многих апостолов новой волны были эпические амбиции, которые в том числе явление и похоронили. Фрэнсис Форд Коппола мыслил если не сагами, то одиссеями, Майкл Чимино лез с каждым проектом все выше и выше в горы, Скорсезе без конца менялся, но всегда оставался верен интересу к американской истории и ее мрачным страницам («Банды Нью-Йорка», «Авиатор», те же «Отступники»). Потому, говоря про «Ирландца», трудно отслоить убийство Кеннеди, югославские бомбардировки и прочий криминал Истории от более мелких в планетарном масштабе деяний семьи Буфалино и им подобных. Не случайно же в ДНК «Ирландца» – большая американская форма: помимо самого Скорсезе – «Крестный отец», «Однажды в Америке» и прочие романные сюжеты, которые начинают с восхождения, а заканчивают локальным концом света. Вот и здесь режиссер очень подробно, очень заботливо говорит о случившемся апокалипсисе, который впроброс пророчил герой Де Ниро в «Казино». Брутальный мир мафиозной оппозиции закончился. У силовой матрицы ужимок, нажимов и умолчаний – деменция. Еще один фильм о мафии, пускай и хитро устроенный, как «Ирландец», напоминает разве что склеп американской классики криминального кино. Скорсезе и сам понимает, что снимает экскурсию по кладбищу: фильм начинается с долгого проезда камеры по дому престарелых, где нашел предпоследнее обиталище Ширан, а его звездные знакомые нередко снабжаются титрами: расстрелян в таком-то году, скончался в тюрьме, умер своей смертью. К аналогичному приему в «Изумительном», где власть и мафия слились в брежневско-хонеккеровском поцелуе, прибегал Паоло Соррентино – еще один летописец множества сортов власти, хроникер как раз Италии, которая подарила США такую модную бандитскую традицию. «Ирландец» вообще напоминает массовое захоронение, в которое угодили Новый Голливуд, американская криминальная мечта, сам мафиозный шик, деконструируемый сегодня опять же из Италии другим патриархом – Марко Беллоккьо в фильме «Предатель», который вышел в российский прокат днем позже премьеры Скорсезе на Netflix. В свете этой артритной вечеринки воспоминаний примечательно, что ключевая сцена фильма часто остается без внимания рецензентов, задавленная рефлексией о мемуарах Ширана и наследии Скорсезе. Будучи уже седым и бессильным, герой Де Ниро приходит к одной из четырех дочерей, Долорес (Марин Айрлэнд ), чтобы поговорить. Его волнует давняя обида дочери Пегги (оскароносная Анна Пакуин ), которая с ним уже много лет не разговаривает. После трогательного посыпания головы пеплом с классическим «Я хотел вас защитить» Фрэнк Ширан получает хрупкую дочернюю отповедь: «Мы боялись к тебе обратиться с нашими проблемами, потому что знали, как ты их решаешь». Единственный, в общем, по-настоящему трагический полутон, который тонет в потоке реконструкции и неказистого омоложения при помощи компьютерной графики. Три с половиной часа Мартин Скорсезе старательно воспроизводит миф, чтобы потом сочувственно его развенчать общими фразами: такие времена; я пытался вас защитить; главное, приезжать на встречи вовремя и в костюме; я не буду разговаривать с этим членососом. Внутри этих знакомых до боли сценок, снятых камерой с катарактой, нет ни рефлексии об отношениях хозяина и слуги (сцена с пожилыми Шираном и Буфолино, которые едут с женами по шоссе воспоминаний, напоминает о «Слуге» (1988) Вадима Абдрашитова ), ни погружения в сумерки души Ширана, который провел на фронте свыше 400 боевых суток и оставил там все человеческое, ни размышления, как так повернулось колесо истории, что мафиозные мамонты вымерли, а их дочери не хотят с ними разговаривать. «Ирландец» — это тихая констатация, что все меняется и умирает, и мы тоже, есть такое мнение, умрем. После 200-минутной мантры (или заупокойной молитвы) этому можно посочувствовать, можно отправить Скорсезе дежурный мем «Спасибо, что живой», можно пожалеть о том, что время Нового Голливуда и его величия, увы, прошло (как бы ни пытались возродить тот кинематограф старожилы или избранные стилисты вроде Тодда Филлипса с «Джокером»). И все же остается ощущение, что в этом исполинском аттракционе (sic!) памяти гораздо интереснее было бы услышать одинокий голос Пегги, которая в детстве безошибочно определяла, что папа и его друзья страшные, а мистер Хоффа, может, и с придурью, но все-таки человек. Как и в случае с прошлогодней «Зеленой книгой», где многое базировалось на россказнях Тони Валлелонга, недостатка в таких исповедях нет, а омолаживать и прокручивать их без