«Холодная война»: Родина и смерть - «Рецензии»

Получивший приз за режиссуру в Каннах фильм Павла Павликовского о сложности национального самоопределения 1949 год, по послевоенной коммунистической Польше колесит интеллигентный дирижер Виктор (Томаш Кот ), собирает народные песни, а затем и ансамбль, который композиции, взращенные землей польской, будет распевать. Сначала - для души, потом - во славу партии (и товарища Сталина, единого вождя для всех стран Восточного блока). Среди белесых дивчин затесалась и обладательница непростого прошлого Зула (Иоанна Кулиг из «Откровений» Мальгожаты Шумовской), исполнившая песню «Сердце» из комедии «Веселые ребята». С ней у Виктора случается неизбежный роман. Отношения их складываются так же сложно, как обстановка в старушке-Европе во времена Холодной войны: она на него вынужденно постукивает (но более-менее безобидно), он хочет в Париж, к прогрессивному искусству. К 1955 году их любовь разделяет граница на пару с железным занавесом, но сердце покоя, естественно, не хочет. «Холодная война» - новая картина польского постановщика Павла Павликовского, пять лет назад очаровавшего «оскаровскую» киноакадемию лаконичной драмой об ужасе истории «Ида». Новый сюжет он аранжирует точно так же: почти квадратный кадр 4:3, успокаивающий монохром, сменяющаяся галерея лиц, за которыми практически не видно антуража и пейзажей. Павликовский будто издевается, противореча крупностью кадра масштабному названию. В этом однако и заключается режиссерский метод: через складки и тени на лицах показывать кипучие исторические процессы, вскрывая через простые человеческие эмоции бездну отношений с глобальным. «Холодную войну» запросто можно смотреть как чистый романтик, аскетичный европейский «Ла-Ла Ленд», замешанный на народных песнях и разыгранный в декорациях двадцати послевоенных лет в коммунистической Польше, еще не развалившейся на части Югославии, распиленном Берлине и, конечно, столице свободы Париже. В сущности, Павликовский без длиннот и кокетства повторяет структуру утомительной романтической трилогии Ричарда Линклейтера «Перед рассветом», «Перед закатом», «Перед полуночью», заставляя Виктора и Зулу встречаться вновь и вновь - каждый раз немного в разных статусах. Впрочем, их портреты до известной степени схематичны: он черноволосый и слегка потрепанный поэтичный гений без прошлого (и, в общем-то, будущего), она - выросшая посреди невеселого быта блондинка, неспособная справиться с задачкой модели «метафора», зато живущая каждый день как последний и умеющая подстроиться под любую систему. Объединяет их только любовь - загадочная и порой суровая. Центральную метафору фильма, которая не дается Зуле, озвучивает французская поэтесса: «Маятник убивает время». Для неё это строчка значит, что любить можно в любое время; Павликовский же снимает ровно об обратном (поэтому эта реплика досталась героине, которая не понимает контекст коммунистической Польши). То, что может показаться эстетически выверенной, но абсолютно рядовой историей любви, расписанной на две партии (Зула на первой встрече с Виктором выбирает исполнить народную песню а капелла), в итоге оказывается поэтическим размышлением о национальном и культурном самоопределении во время идеологической чумы. Инь и ян, черное и белое, мужское и женское, интеллигентное и пролетарское - в сложных отношениях контрастной пары на протяжении двадцати лет вырисовывается причудливая любовь к трудно формулируемой химере под название «родная культура» или даже «родина». Именно поэтому в качестве центрального образа Павликовский выбирает народные песни: рифмованные слепки национального сознания, помесь фольклора и исторической памяти с её многочисленными травмами, чью энергию коммунистическая власть пытается пустить в новое идеологическое русло (впрочем, ни в Польше, ни в СССР это особенно не сработало). Однако «Холодная война» не кино про сопротивление деревенских песен политическому прессу, но трагедия неприкаянности: Виктор и Зула не могут насладиться многолетней страстью точно так же, как не могут буквально найти место в мире. Павликовский снял актуальнейший фильм про трудности национального самоопределения: и в ансамбле, и в парижских клубах требуются превратные формы польской культуры, с которыми вступают в конфликт характеры героев. Они не просто свидетели того, как страна по очереди примеряет разные маски, то обращаясь к корням, то перенимая иностранную экзотику, то симпатизируя своим сынам, то отправляя их в лагерь. За этими переменами Виктор и Зула наблюдают как бы из первого ряда (размышляя параллельно, что же такое подлинная родная культура). Читайте также: интервью с Малгожатой Шумовской Оттого оператор Лукаш Зал, снимавший «Иду» и «Довлатова», и впивается в их потерянные лица. Как в «Сыне Саула» Немеша, где камера упорно пялилась в спину члена зондеркоманды, загоняя в расфокус ужасы концлагеря, исторические процессы будто уходят на второй и третий план. Как в монохромном шедевре Тарра «Гармонии Веркмейстера», где в звуках музыки и обшарпанных стенах отражались завихрения человеческого страха перед неизведанным. Павликовский же толкает персонажей на абсолютно шекспировский шаг, скупыми титрами намекая, что впереди маячит сложный 1968-й, который в этом году активно вспоминают во всем его историческом многообразии. На фоне консервативного поворота в современной Польше, который постаралась раскритиковать в «Лице» Малгожата Шумовская (Гран-при Берлинале), эта риторика Холодной войны будто бы вновь становится актуальной. Однако железный занавес опускается не только между конкретными странами и идеологиями, но банально между государством и его гражданами самых разных взглядов. «Холодная война» в прокате с 15 ноября. Алексей Филиппов