«Камон Камон»: И не надо бла-бла-бла - «Рецензии»

В прокат выходит «Камон Камон» Майка Миллса – разговорное черно-белое драмеди с элементами роуд-муви, местами похожее на документальное кино, а, возможно, и на радио-спектакль, ведь именно разговоры здесь играют важнейшую роль. Впервые после «Джокера» и, будто бы, в куда более привычном для себя амплуа одинокого слегка растерянного мужчины и антураже камерного артхауса на экране появляется Хоакин Феникс . Здесь он, впрочем, не единственная звезда и не солирует – его напарником становится мальчик Вуди Норман , юный артист с уже внушительной фильмографией и всеми шансами на большее будущее в кино. Радиожурналист Джонни (Феникс) по заданию редакции разъезжает по стране и берет интервью у детей и подростков, спрашивая их, каким они представляют свое будущее и что творится в настоящем, с родителями, с родным городом, с обществом. Разговоры даются Джонни вроде бы легко, хотя никакого реального опыта общения с молодым поколением у него нет. Да и с людьми в целом герой в последний год не контактирует, в мыслях время от времени возвращаясь то к диалогам с ушедшей от него любимой девушкой, то к последним дням у постели умирающей матери. Тогда ушла не только она, но и сестра Вив (Габи Хоффман ) – поругавшись, они перестали общаться на целый год. И вот теперь она должна уехать в другой город, чтобы помочь отцу своего сына (Скут Макнэйри ), страдающему от ментального расстройства, а за мальчиком Джесси (Норман) просит присмотреть дядю Джонни. Ее поездка затянется, а, значит, станет длиннее и путешествие героя Феникса с племянником. Именно путешествие – по разным штатам, ведь Джонни надо продолжать работу, по волнам семейной памяти и в поисках общего языка и взаимопонимания. Поначалу «Камон Камон» напоминает документальную хронику – интервью, да еще и в черно-белом цвете, задают тон неспешному повествованию, как говорится, ни о чем и обо всем. Из этих, на первый взгляд, абстрактных разговоров, звучащих в начале картины, в финале и кое-где в середине, этаким аудиофоном, вырисовывается социальный контекст истории – про людскую эмоциональную глухоту и немоту, особенно в отношениях взрослых и детей. Джесси проверяет Джонни на прочность и детской непосредственностью, и незрелостью, все тем же неумением выражать чувства. Казалось бы, в силу возраста, но на деле – по семейным обстоятельствам. Он привык видеть взрослых уставшими, раздраженными, никто толком не объяснял ему, почему уехал папа и почему мама и дядя перестали разговаривать – и, главное, как на это реагировать и как с этим справляться. Ответы на серьезные вопросы от ребенка – сплошное «бла-бла-бла», как подмечает однажды мальчик. А жизнь – бесконечное «камон камон», «давай давай», без перерыва на беседу и без права на чувства. Да и Джонни ничуть не легче, несмотря на возраст. Он привык задавать вопросы, но не давать ответы, прячется за микрофоном и большими наушниками, думая, видимо, что уже поздно учиться. Но стоит ему отдать этот набор радиожурналиста ребенку, как мир начинает звучать: тут и шумный многоэтажный Нью-Йорк, и карнавальный Новый Орлеан, и компании друзей, так тепло принимающих Джесси, и впервые долгие, пусть и телефонные разговоры с Вив. Оказывается, она тоже порой (а то и никогда) не знает, что делать с собственным сыном, как когда-то они оба не знали, как быть с матерью, как пережить ее потерю, как поговорить об этом честно и без взаимных обвинений. Жизнь дает второй шанс наладить коммуникацию, научиться на собственных ошибках и научить маленького человека в самом начале его пути быть честным – прежде всего с собой – и не бояться говорить и показывать, когда плохо, а когда хорошо. Никакого больше «бла-бла-бла». Важной линией становятся и личные отношения Джонни и его сестры с их партнерами. Здесь всплывает стыдная, табуированная тема ментального здоровья: параллельная основной линии история героя Скута Макнэйри тянет на отдельное кино. Как, впрочем, оставленный почти за кадром сюжет про бывшую девушку Джонни, разрыв с которой, очевидно, подкосил героя. В чем он, опять же, с трудом может признаться даже себе. Но рядом оказывается новое поколение и новая искренность и откровенность – они обусловлены как возрастом, так и временем, взявшимся наконец за решение вечной, вневременной проблемы тотального молчания и умолчания. Герои – Джонни и Джесси – раскрываются, преображаясь даже внешне, дурачатся, кричат, плачут, много разговаривают, много молчат, но уже не неловко, а осознанно. Становится заметно, как они похожи, и эта близость – внешняя и духовная – в финале превращается в прочный фундамент для построения и восстановления не только этой полуразрушенной горем семьи, но и, очевидно, для счастливого будущего всех ее отдельно взятых членов, которым теперь куда тяжелее и более неловко расставаться, чем встречаться. «Камон Камон» в прокате с 17 февраля. Наталия Григорьева