Квентин Тарантино тоскует по прекрасной эпохе вестернов и квадратных челюстей
1969 год. В городе ангелов намечаются большие перемены. Звезда популярного в 1950-е ковбойского сериала Bounty law Рик Далтон (Леонардо ДиКаприо) находится на финальной стадии выхода в тираж. На смену брутальным героям с огнеметом и огоньком в глазах в его фильмографии пришли фактурные злодеи, которым в финале серии откручивает шпоры очередная восходящая звезда. Хуже – только съемки в спагетти-вестернах в Италии, отъезд куда Далтон видит как маленькую смерть. Несмотря на тугие времена, звезде все еще хватает денег, чтобы жить в роскошном доме на голливудских холмах и содержать друга-каскадера Клиффа Бута (Брэд Питт), у которого трудности с работой, а потому вот уже несколько лет он возит Далтона по пробам и важным встречам, наводит порядок у него дома и так еще по мелочи. В соседний дом переезжают светящиеся радостью жизни молодожены — «лучший режиссер в мире» Роман Полански (Рафаль Заверуха) и мгновенно влюбляющая в себя всех актриса Шэрон Тейт (Марго Робби). По улицам шастают длинноволосые хиппи; где-то разгорается искра Нового Голливуда, который вот-вот сметет нафталиновые останки папочкиного кино; за горизонтом — на заброшенном ранчо Спэна, где-то когда-то снимали многочисленные вестерны, — Чарльз Мэнсон (Дэймон Херримэн) уже разлил масло: его секта «Семья» готова выйти на тропу войны и немного поубивать.
Девятый фильм Квентина Тарантино уже удостоился воистину религиозного преклонения: в Каннах его показали один раз (обычно у конкурсных фильмов хотя бы два сеанса); старт американского проката показал рекордные для режиссера сборы ($40 миллионов за первый уикенд). В России тоже стоит ждать невероятного: тут культ Тарантино не менее велик – уже два поколения режиссеров стараются наивно подражать ему, а для зрителей его имя давно равнозначно профессии (в той же роли в начале XX века выступал, допустим, Стивен Спилберг). Религиозное измерение магии кино в случае «Однажды… в Голливуде» трудно обойти стороной. Это не просто фильм Тарантино, многолетнего святого покровителя киноманов и зрителей, но лента, где сошлись последние настоящие кинозвезды в уже уходящем смысле этого феномена – Леонардо Ди Каприо и Брэд Питт. Кинематографисты с флером легендарности воссоздают полузабытый полумифический сюжет, чтобы сотворить с ним невероятное, доступное величайшему искусству иллюзий – синема.
Перед каннским показом Тарантино накатал аж целое письмо, в котором заклинал критиков, чтобы в рецензии не пробрались спойлеры, опасаясь, что это сократит для будущих зрителей удовольствие от картины. Забегая вперед, стоит сказать, что твист, выдуманный режиссером «Бесславных ублюдков», – из разряда очевидных. Придя на фильм Квентина Тарантино, ты знаешь, как он попытается тебя удивить. Всегда знал. Тут стоит оговориться, что каждая новая картина Тарантино предлагает переосмыслить отношение ко всей фильмографии автора. Заново взвесить на невидимых весах важность сегодня скрытых и явных отсылок (прием, значительно скомпрометированный современной убер-цитатностью во главе с «Очень странными делами»), перепроверить актуальность категории крутизны (солидная часть разговоров, в том числе и профессиональных, о кинематографе КТ ведется в жанре школьного пересказа полюбившихся сцен). Наконец, взглянуть на фильм в отрешенности от этих двух ключевых для Тарантино приемов – работает ли он без зрительских авансов.
«Однажды… в Голливуде» традиционно перенасыщен бесчисленными деталями из бездонного мешка киноманской эрудиции режиссера, даже свит из них. Между тем эпоха, предшествующая Новому Голливуду, кейс Шэрон Тейт (ее на девятом месяце беременности убьют отморозки из «Семьи») и прочие мазки последнего десятилетия хипповского парадиза изучены массовой культурой чуть лучше, чем иные аддикции режиссера. Оттого происходящее на экране не выглядит выводом в свет редчайших артефактов забытого телевидения и затерявшихся в истории кино жанровых картин (хотя им, безусловно, является), а работает как вполне универсальная история про уходящую натуру. Таких за последние годы снято уже немало: кровожадную романтику фронтира проводили братья Коэн в «Железной хватке», плакал по немому кино Мишель Хазанавичус в «Артисте» – и так далее, и так далее. Вместе с тем большая часть тарантиновских ходов, призванных зрителя удивить или заронить в нем животный (в смысле лишенный утомительной насмотренности) восторг, невероятно предсказуемы. Что можно рассматривать как недостаток, но и как метод. Кинематограф вообще, и современный в особенности, стремится к бесконечному повторению, размножению через знакомые тропы, музыкальные фразы, аттракционы и броски банкой в нос. Это его слабость и сила одновременно. Но подлинная мощь кинематографа – и об этом, думается, и рассказывает Тарантино, если счистить с «Однажды» лоск имен, восторг от эффектных жестов и нутряное уважение перед эрудицией, – в монтаже и возможности выбрать из многочисленных дублей наиболее удачный.
Выращенный видеопрокатом и телевидением, Квентин Тарантино в первую очередь рассказчик: не в смысле мастер больших и сложных историй, а баечник, обаятельный оратор – из тех, кто способен случай из жизни или увиденную однажды киносцену пересказать лучше, чем они были на самом деле. (Это вновь нас возвращает к тому, что доля удовольствия от фильмов КТ в его фанатах рождается от эффектной возможности последующего пересказа.) Его фирменные флешбеки и многофигурные композиции во многом работали на удержание зрительского внимания, в то время как «Однажды… в Голливуде» режиссер частично отказывается от эффектных номеров в пользу воспевания искусства нарратива вообще. Повествование в фильме не только фиксирует нерасторопное проживание, каким славился, например, «Джеки Браун» (для некоторых – лучший фильм Тарантино). Рик Далтон катается по пробам, болтает с не по годам мудрой восьмилетней актрисой и дежурно наговаривает роль на магнитофон (кажется, эта ироничная линия – самое драматичное, что режиссер написал в карьере). Шэрон Тейт с лицом Марго Робби гуляет по городу и заходит на сеанс «Команды разрушителей» с Дином Мартином, где на экране – настоящая Тейт. Лучшая сцена с в целом великолепным Брэдом Питтом – как он неспешно, со знанием дела и каскадерской сноровкой кормит собаку по имени Брэнди.
Однако эта реальность не единственная. Тарантино постоянно напоминает, что она довольно условна, даже однозначно параллельна. То столкнет экранную Тейт и Тейт-Робби. То вмонтирует Ди Каприо (как и у Питта, у него блестящая, просто менее сдержанная, выполненная с драматическим плюсом роль) в «Большой побег», где в итоге снялся Стив Маккуин (здесь его играет Дэмиэн Льюис). То залезет в голову персонажа и покажет казус из голливудского прошлого (еще одна эффектная сцена – драка Клиффа Бута с заносчивым Брюсом Ли). Ожившие на экране персонажи не просто копии реальных людей или собирательные образы, но в каком-то смысле их каскадеры-двойники, как Бут – для Далтона (тут режиссер ориентировался на реальные бромансы звезд и их каскадеров – скажем, Стива Маккуина и Бада Экинса, Берта Рейнольдса и Хэла Нидхэма). Так и Квентин Тарантино снял еще один дубль для истории, которая не знает сослагательного наклонения. Снова продемонстрировал, что кинематограф способен победить все и вся. Вестерн не умер до конца, в его загнивающем теле не родился жуткий феномен Мэнсона, не самого плохого, к слову, музыканта (его песни есть в саундтреке картины) и Новый Голливуд не стер с лица земли брутальных и немногословных звезд предшествующей эпохи (не случайно финальная сцена напоминает восшествие в Рай). И в этой харизматичной оде синема, его морщинам и колдовской силе есть, однако, и непривычный для режиссера консервативный заряд (ранее, стоит напомнить, он через хлесткие диалоги и избыточное насилие выступал за все хорошее против всего плохо, порицая сексизм, расизм и прочие ситуации неравенства). В каком-то смысле это немолодая тоска по золотым временам, которые мы потеряли. В каком-то смысле это Make America great again. Впрочем – мечтать не вредно. «Однажды… в Голливуде» в прокате с 8 августа. Алексей Филиппов
Квентин Тарантино тоскует по прекрасной эпохе вестернов и квадратных челюстей 1969 год. В городе ангелов намечаются большие перемены. Звезда популярного в 1950-е ковбойского сериала Bounty law Рик Далтон (Леонардо ДиКаприо ) находится на финальной стадии выхода в тираж. На смену брутальным героям с огнеметом и огоньком в глазах в его фильмографии пришли фактурные злодеи, которым в финале серии откручивает шпоры очередная восходящая звезда. Хуже – только съемки в спагетти-вестернах в Италии, отъезд куда Далтон видит как маленькую смерть. Несмотря на тугие времена, звезде все еще хватает денег, чтобы жить в роскошном доме на голливудских холмах и содержать друга-каскадера Клиффа Бута (Брэд Питт ), у которого трудности с работой, а потому вот уже несколько лет он возит Далтона по пробам и важным встречам, наводит порядок у него дома и так еще по мелочи. В соседний дом переезжают светящиеся радостью жизни молодожены — «лучший режиссер в мире» Роман Полански (Рафаль Заверуха ) и мгновенно влюбляющая в себя всех актриса Шэрон Тейт (Марго Робби ). По улицам шастают длинноволосые хиппи; где-то разгорается искра Нового Голливуда, который вот-вот сметет нафталиновые останки папочкиного кино; за горизонтом — на заброшенном ранчо Спэна, где-то когда-то снимали многочисленные вестерны, — Чарльз Мэнсон (Дэймон Херримэн ) уже разлил масло: его секта «Семья» готова выйти на тропу войны и немного поубивать. Девятый фильм Квентина Тарантино уже удостоился воистину религиозного преклонения: в Каннах его показали один раз (обычно у конкурсных фильмов хотя бы два сеанса); старт американского проката показал рекордные для режиссера сборы ($40 миллионов за первый уикенд). В России тоже стоит ждать невероятного: тут культ Тарантино не менее велик – уже два поколения режиссеров стараются наивно подражать ему, а для зрителей его имя давно равнозначно профессии (в той же роли в начале XX века выступал, допустим, Стивен Спилберг ). Религиозное измерение магии кино в случае «Однажды… в Голливуде» трудно обойти стороной. Это не просто фильм Тарантино, многолетнего святого покровителя киноманов и зрителей, но лента, где сошлись последние настоящие кинозвезды в уже уходящем смысле этого феномена – Леонардо Ди Каприо и Брэд Питт. Кинематографисты с флером легендарности воссоздают полузабытый полумифический сюжет, чтобы сотворить с ним невероятное, доступное величайшему искусству иллюзий – синема. Перед каннским показом Тарантино накатал аж целое письмо, в котором заклинал критиков, чтобы в рецензии не пробрались спойлеры, опасаясь, что это сократит для будущих зрителей удовольствие от картины. Забегая вперед, стоит сказать, что твист, выдуманный режиссером «Бесславных ублюдков», – из разряда очевидных. Придя на фильм Квентина Тарантино, ты знаешь, как он попытается тебя удивить. Всегда знал. Тут стоит оговориться, что каждая новая картина Тарантино предлагает переосмыслить отношение ко всей фильмографии автора. Заново взвесить на невидимых весах важность сегодня скрытых и явных отсылок (прием, значительно скомпрометированный современной убер-цитатностью во главе с «Очень странными делами»), перепроверить актуальность категории крутизны (солидная часть разговоров, в том числе и профессиональных, о кинематографе КТ ведется в жанре школьного пересказа полюбившихся сцен). Наконец, взглянуть на фильм в отрешенности от этих двух ключевых для Тарантино приемов – работает ли он без зрительских авансов. «Однажды… в Голливуде» традиционно перенасыщен бесчисленными деталями из бездонного мешка киноманской эрудиции режиссера, даже свит из них. Между тем эпоха, предшествующая Новому Голливуду, кейс Шэрон Тейт (ее на девятом месяце беременности убьют отморозки из «Семьи») и прочие мазки последнего десятилетия хипповского парадиза изучены массовой культурой чуть лучше, чем иные аддикции режиссера. Оттого происходящее на экране не выглядит выводом в свет редчайших артефактов забытого телевидения и затерявшихся в истории кино жанровых картин (хотя им, безусловно, является), а работает как вполне универсальная история про уходящую натуру. Таких за последние годы снято уже немало: кровожадную романтику фронтира проводили братья Коэн в «Железной хватке», плакал по немому кино Мишель Хазанавичус в «Артисте» – и так далее, и так далее. Вместе с тем большая часть тарантиновских ходов, призванных зрителя удивить или заронить в нем животный (в смысле лишенный утомительной насмотренности) восторг, невероятно предсказуемы. Что можно рассматривать как недостаток, но и как метод. Кинематограф вообще, и современный в особенности, стремится к бесконечному повторению, размножению через знакомые тропы, музыкальные фразы, аттракционы и броски банкой в нос. Это его слабость и сила одновременно. Но подлинная мощь кинематографа – и об этом, думается, и рассказывает Тарантино, если счистить с «Однажды» лоск имен, восторг от эффектных жестов и нутряное уважение перед эрудицией, – в монтаже и возможности выбрать из многочисленных дублей наиболее удачный. Выращенный видеопрокатом и телевидением, Квентин Тарантино в первую очередь рассказчик: не в смысле мастер больших и сложных историй, а баечник, обаятельный оратор – из тех, кто способен случай из жизни или увиденную однажды киносцену пересказать лучше, чем они были на самом деле. (Это вновь нас возвращает к тому, что доля удовольствия от фильмов КТ в его фанатах рождается от эффектной возможности последующего пересказа.) Его фирменные флешбеки и многофигурные композиции во многом работали на удержание зрительского внимания, в то время как «Однажды… в Голливуде» режиссер частично отказывается от эффектных номеров в пользу воспевания искусства нарратива вообще. Повествование в фильме не только фиксирует нерасторопное проживание, каким славился, например, «Джеки Браун» (для некоторых – лучший фильм Тарантино). Рик Далтон катается по пробам, болтает с не по годам мудрой восьмилетней актрисой и дежурно наговаривает роль на магнитофон (кажется, эта ироничная линия – самое драматичное, что режиссер написал в карьере). Шэрон Тейт с лицом Марго Робби гуляет по городу и заходит на сеанс «Команды разрушителей» с Дином Мартином , где на экране – настоящая Тейт. Лучшая сцена с в целом великолепным Брэдом Питтом – как он неспешно, со знанием дела и каскадерской сноровкой кормит собаку по имени Брэнди. Однако эта реальность не единственная. Тарантино постоянно напоминает, что она довольно условна, даже однозначно параллельна. То столкнет экранную Тейт и Тейт-Робби. То вмонтирует Ди Каприо (как и у Питта, у него блестящая, просто менее сдержанная, выполненная с драматическим плюсом роль) в «Большой побег», где в итоге снялся Стив Маккуин (здесь его играет Дэмиэн Льюис ). То залезет в голову персонажа и покажет казус из голливудского прошлого (еще одна эффектная сцена – драка Клиффа Бута с заносчивым Брюсом Ли). Ожившие на экране персонажи не просто копии реальных людей или собирательные образы, но в каком-то смысле их каскадеры-двойники, как Бут – для Далтона (тут режиссер ориентировался на реальные бромансы звезд и их каскадеров – скажем, Стива Маккуина и Бада Экинса, Берта Рейнольдса и Хэла Нидхэма ). Так и Квентин Тарантино снял еще один дубль для истории, которая не знает сослагательного наклонения. Снова продемонстрировал, что кинематограф способен победить все и вся. Вестерн не умер до конца, в его загнивающем теле не родился жуткий феномен Мэнсона, не самого плохого, к слову, музыканта (его песни есть в саундтреке картины) и Новый Голливуд не стер с лица земли брутальных и немногословных звезд предшествующей эпохи (не случайно финальная сцена напоминает восшествие в Рай). И в этой харизматичной оде синема, его морщинам и колдовской силе есть, однако, и непривычный для режиссера консервативный заряд (ранее, стоит напомнить, он через хлесткие диалоги и избыточное насилие выступал за все хорошее против всего плохо, порицая сексизм, расизм и прочие ситуации неравенства). В каком-то смысле это немолодая тоска по золотым временам, которые мы потеряли. В каком-то смысле это Make America great again. Впрочем – мечтать не вредно. «Однажды… в Голливуде» в прокате с 8 августа. Алексей Филиппов
Биография Джастина Теру Детство Джастина Теру Родной город Джастина - Вашингтон. Его мама – журналист, папа – юрист. Несколько его родственников – известные литераторы. В семье росла так же младшая сестра Джастина – Себастьяна. С раннего детства характер у мальчика был непростой. Когда же он пошёл
→ Подробнее:)