Юрий Насонов: «Я люблю Петербург, но настроен на длительный роман с Москвой» - интервью

Не так давно на сервисе more.tv завершился показ молодежного сериала «Руммейт» – про четверку приезжих из разных уголков страны, снимающих квартиру в легендарной московской высотке на Котельнической набережной. За месяц показа драмеди о покорителях столицы собрала более 30 млн просмотров. Одну из главных ролей в «Руммейт» – приморского красавчика-авантюриста – сыграл актер Юрий Насонов , для которого этот проект стал дебютом в большом кино. При этом в санкт-петербургском театре «Мастерская» у своего учителя Григория Козлова он уже успел сыграть и Довлатова, и Булгакова, а сейчас репетирует шекспировского Ромео. Мы поговорили с молодым артистом о сложностях профессии, романе с Москвой, кайфе от киносъемок и больших возможностях, которые дает театр. фото: Личный архив Расскажите, как вы попали в сериал «Руммейт» и получили ли уже какой-то фидбэк от поклонниц? Это мой первый крупный проект, если не считать небольшой роли в «Майоре Громе», который еще не вышел. На самом деле для меня уходящий год, такой для всех трудный, был удачным. Наверное, потому что это мой год, я Крыса по гороскопу. Мне повезло, что Аня Яновская , режиссер «Руммейта», увидела мое фото и обратила на него внимание. Меня вызвали в Москву на пробы, и они, как мне показалось, прошли удачно. Видимо, продюсеры тоже так посчитали. С Аней мы на пробах сразу нашли общий язык, и потом, во время съемок, она мне очень помогла. У нее на площадке была очень дружелюбная атмосфера. И материал попался интересный – было, что играть. После премьеры мне в сетях много добрых слов написали – типа я молодец, классный. Я не ожидал такого, чувствовал себя слегка неловко, что ли. Я немного стесняюсь комплиментов. Но приятно, конечно, их получать, это заряжает – нам же нравится всем нравиться. Когда вы читали сценарий «Руммейт», пытались ли вы найти общие черты со своим героем? Или вы из тех актеров, кто по-человечески пытается максимально отстраниться от своего персонажа и сыграть его как совсем другого человека? Точно не второе. Я стараюсь работать так, как меня учил мой мастер Григорий Михайлович Козлов. К роли Артема я готовился так же тщательно, как в театре, и искал этого героя именно в себе. Во многом мы с ним совпадали, и это облегчало мне жизнь. Артем приезжает в Москву, чтобы ее покорить, и я приехал из Питера на съемки «Руммейта» примерно с такими же ощущениями. Для меня, как и для него, многое было в новинку. В общем, мне не приходилось это форсировать в кадре – внутри все ровно так и было. При этом у нас с Артемом различий тоже немало. Он авантюрист, реактивный, очень энергичный. Я не такой быстрый, не такой безбашенный. Прежде чем что-то сделать, десять раз подумаю. При большом скоплении людей чувствую себя неуютно. Так что было интересно поискать в себе человека другого склада. Правда, для особо тщательных поисков возможностей не было: это же не театр, где я привык к тому, что все накапливается постепенно, шаг за шагом. А на съемках все происходит здесь и сейчас, времени на раздумья нет – ты должен мгновенно включаться и выдавать нужный результат, четко попадать в цель. Спасает только домашняя работа, потому что съемочная площадка – это все-таки очень весело. фото: Кадр из сериала "Руммейт" «Веселье» на съемках было вам в кайф, или вы с вашими театральными привычками испытывали в этом съемочном безумии дискомфорт? Нет, мне понравилось, я хочу еще! То, что в кино все по-другому, очень заряжает, ты сразу начинаешь думать и действовать иначе, твой ритм резко меняется. Я шел в профессию с огромным желанием сниматься в кино. Естественно, я только начинаю, впереди большая работа, но мне очень понравилось сниматься, хотя иногда я ловил себя на том, что этот процесс меня расхолаживает. Что вы имеете в виду? Все выглядело не слишком серьезно, хотя на самом деле куда уж серьезнее, если группа полтора месяца работала буквально на взводе? Я не сразу понял, что Аня сознательно создавала на площадке атмосферу легкости, убирая напряжение, потому что, если бы мы, существуя в таком сумасшедшем ритме, оставались закрытыми друг для друга, ни к чему хорошему это бы не привело. Поняв это, я перестроился, перестал забивать себе голову глупостями и начал получать удовольствие. Из вашей четверки главных героев, наверное, Анфиса Черных была самой опытной. Может быть она давала вам какие-то советы? И даже не обязательно в плане профессии, а вот по жизни? Делилась ли Анфиса со мной своим богатым жизненным опытом? Нет, до этого у нас как-то не доходило. В профессиональном смысле – да, она и еще Арам Вардеванян были самыми матерыми среди нас, и я старался не свалиться, держаться на уровне. Ребята меня очень поддерживали. Тот же Арам помог мне избавиться от чрезмерного чувства ответственности, научил относиться к процессу проще, легче – на этом мы и сошлись. Анфиса тоже очень здорово работает, у нее мощная энергетика плюс свобода и профессионализм – это классное сочетание. фото: Кадр из сериала "Руммейт" Насколько, как вам кажется, этот уровень свободы, особенно сейчас, когда стало много проектов, приближенных к нашему обычному существованию, важен для актеров? И можно ли свободу как-то в себе воспитывать? Легкость нужна, конечно, но она возникает, когда у тебя есть надежный профессиональный фундамент. Быть по-настоящему свободным, легким очень непросто – и в кадре, и в жизни. Если я чего-то не понимаю, меня это зажимает. Свобода на площадке позволяла нам жить в кадре, а не играть в жизнь, не изображать ее. Григорий Михайлович вас спокойно отпустил на съемки? У меня, я уже сказал, все как-то удачно сложилось с этой пандемией, хотя неловко такие слова говорить – как может с такой гадостью повезти? Съемки начались в тот момент, когда театр закрылся – мы не играли спектакли, были только репетиции «Ромео и Джульетты». Я взял свой съемочный график, посидел над ним, вычислил дни, когда смогу мотаться из Москвы в Питер на репетицию, и с этими расчетами в руках пошел отпрашиваться. Мандражировал страшно, но Григорий Михайлович пошел навстречу. Он мудрый человек – понимает, что мне и деньги нужны, и опыт, да и роль все-таки не проходная. Я со своей стороны заверил его в том, что ему нечего опасаться, и, действительно, в каждый свой выходной приезжал репетировать. Вроде, все успел, не подвел. В театре у вас довольно разнообразный репертуар. Не боитесь ли вы в кино с такой внешностью завязнуть в образах дамских угодников? Кино очень зависит от типажности, и это грустно, я этого не понимаю и до конца не принимаю. В такой ситуации актеру трудно раскрыться разнообразно. Кино как будто не стремится разглядеть в тебе что-то неожиданное, вытащить из тебя то, чего не ждут. Но если от его пристрастия к типажам все равно никуда не деться, надо принять это как жесткие условия игры и самому раскачивать ситуацию. Например, записывать пробы в максимально разных вариантах, чтобы режиссер увидел, что ты можешь по-всякому. Не бояться ошибиться в поиске, если что-то не получилось – не видеть в своей отдельной неудаче вселенскую проблему, этому я уже научился. Нужно просто делать все, что от тебя зависит, стараться по максимуму. Не вышло сегодня – получится завтра, через месяц, а может, и через год. фото: Личный архив Возвращаясь к вашему герою и его устремлениям: у вас не было желания переехать в Москву? Вы, когда выбирали, куда поступать, намеренно остались в Петербурге? До восемнадцати лет я не особо понимал, что со мной происходит. Единственное, я знал, что могу заниматься театром. Просто я с шестого класса учился в школе с углубленным изучением английского, и там была театральная студия, мы играли на английском. Если бы не наша замечательная руководительница Татьяна Александровна, я бы никогда не полюбил театр так, как люблю его сейчас. У нас была тесная связь с американской школой – благодаря этому я съездил в Америку, полюбил английский язык, американское и британское кино. Но перед самым окончанием школы я еще не очень хорошо понимал, куда идти дальше и что делать, всякий юношеский бред бурлил в голове. К счастью, меня все-таки унесло в театр. В себе я был не очень уверен и поэтому поступал в Петербурге, в Москву ехать побоялся. И слава богу, что так. Иначе мог поступить там – и тогда не встретился бы с Григорием Михайловичем. Стал бы кем-то другим, а другим я сейчас уже быть не хочу. Мой мастер научил меня очень мощным вещам в профессии – не уверен, что я получил бы их в Москве. Возможно, получил бы что-то другое, но это какие-то отвлеченные предположения, а в целом я абсолютно уверен, что попал в самые лучшие руки. Я отучился в Петербурге, меня взяли в театр «Мастерская», мы несколько раз приезжали в Москву с гастролями, и мне этот город вообще не нравился. Я был уверен, что настоящая жизнь у нас там, а здесь какая-то вечная суета озабоченных разными делами людей. В общем, то ли я отталкивал Москву, то ли она меня, то ли обоюдно. Но приехав сюда на съемки на полтора месяца, я испытал шок от того, что влюбился в Москву, и понял, что этому городу надо просто позволить тебя съесть, и ты должен попробовать в этом пожить, выскочив из зоны комфорта, к которой мы, петербуржцы, очень тяготеем. Покатавшись туда-сюда, я понял суть контраста: в Москву надо ездить, чтобы работать, подключаясь к ее мощной энергии, а в родном, прекрасном и высокохудожественном питерском болотце отдыхать душой и ею обогащаться. Я за полтора месяца в Москве ни разу не выдохнул, мне это было не нужно. Выдыхал я в Петербурге. Мы здесь все такие сибариты с бокальчиками вина, на расслабоне, никуда не спешим – у нас как бы всё уже есть. А москвичам некогда – они, чтобы выжить, безостановочно работают, и мне московское сумасшествие вдруг оказалось близко, и самому захотелось вскочить в это вечно крутящееся колесо. С таким чувством, с таким энергетическим зарядом я вернулся после съемок в родной театр, и это помогло в работе над ролью Ромео. Я за полтора месяца очень полюбил Москву и верю, что это не последняя наша встреча, я обязательно вернусь, моя любовь окрепнет, а Москва в ответ полюбит меня. В общем, я настроен на длительный,