«В бой идут одни «старики». Строгость правды. - «Новости кино»

---

---

К тяге актеров, операторов, сценаристов в режиссуру принято относиться несколько иронически, поскольку далеко не всегда стремление это глубоко обосновано. Но у Л. Быкова решение стать режиссером диктовалось не поветрием, а внутренней необходимостью, было продуманным и неотступным. Хотя первые поставленные им картины бесспорными удачами не стали.
Леонид Быков закончил свой новый фильм — «В бой идут одни «старики». Он является и одним из авторов сценария, он же исполняет главную роль.
Герой Л. Быкова — военный летчик, гвардии капитан Алексей Титаренко.

Это человек веселый, отважный и открытый, всеобщий любимец, признанный герой и недосягаемый образец для молодых необстрелянных лейтенантов, фигура, окруженная ореолом славы, почти неправдоподобного военного везения. Вторая истребительная эскадрилья, которой командует Титаренко, прозвана в полку «вторая поющая». «Все преходяще, а музыка вечна» — любимая присказка капитана Титаренко. И на борту его видавшей виды машины рядом со звездочками, обозначающими число сбитых фашистских самолетов, выведены нотная линейка и скрипичный ключ.
Предваряющий титр — «В фильме использованы воспоминания советских лётчиков — участников Великой Отечественной войны, кинохроника и песни военных лет» — во многом раскрывает стиль и характер картины.
Её сюжет действительно словно бы сплетается из многих отдельных историй. Кажется, что несколько давних друзей, подхватывая друг у друга нить рассказа, делятся дорогими и нестареющими воспоминаниями: «...А вот однажды произошёл такой случай... а помнишь, что случилось под Понырями?.. а у нас в эскадрилье был такой чудак...» Воспоминания собираются в единый сюжет, объединяясь вокруг фигуры Титаренко. Мозаика сюжета вдруг вспыхивает комедийными блёстками, расцветает фрагментами, каждый из которых мог бы существовать как короткий самостоятельный рассказ.
Рассказ про лётчика-истребителя, который однажды, не выдержав нечеловеческого напряжения атаки, уступил противнику в воздушном поединке, вышел из боя. И с тех пор — «сломался». Раз, и другой, и третий, как заговорённый, как заклеймённый, выходил из боя, как будто покорный не своей собственной, а чужой и враждебной воле. Мучительным стыдом легло это бремя на плечи, на душу человека — обтянулись скулы, горячечным блеском горели глаза, все дни проводил, валяясь на койке, глядя в потолок, стараясь понять, объяснить друзьям, что же это с ним произошло. Но пришло наконец к нему избавление, и, преодолев себя, он нашёл душевные силы не уклониться от боя с противником. А вернувшись на аэродром, вывел дрожащей от волнения рукой новую звёздочку на борту своего самолёта...
Рассказ про короткую любовь узбекского парня по прозвищу Ромео и русской девушки-лётчицы Маши, про свадьбу, которую решено было сыграть, несмотря на войну, и которой не суждено было сбыться из-за гибели жениха, а несколькими днями позже — и невесты.
Про то, как в потрёпанную боями, прошедшую весь страдный путь «от Бреста до Сталинграда и от Сталинграда до Днепра» эскадрилью прибыло пополнение из зелёных выпускников лётных училищ, как притирались друг к другу, пикируясь и препираясь, «желторотики» и «старики».
Про то, как капитана Титаренко, летавшего на трофейном «мессере», по ошибке сбили свои же, и долго не могли признать в нем своего. Но потом, разобравшись, оказали ему полную меру фронтового гостеприимства. Снаряжая в обратный путь, в расположение эскадрильи, дали Титаренко в качестве транспорта обозного мерина. Так он появился перед успевшим его оплакать верным механиком Макарычем верхом на уныло бредущей кляче, неунывающий, весело иронизирующий и над случившимся и над самим собой.

Про молоденького лейтенанта, сына «знаменитого профессора», что выглядел смешным взъерошенным птенцом и со всеми своими интеллигентскими, городскими обычаями и привычками без счету хватал взысканий и нарядов. Но именно он первым из «желторотиков» сбил вражескую машину, а после боя, войдя в столовую, заносчивым тенорком потребовал полагающиеся сто граммов спирта.
Фильм складывается из картин боев и фронтовых будней, незамысловатых, ни на что особенно не претендующих историй... В сущности, почти каждую из этих историй — или ей подобную — мы уже знали: читали про это, видели на экране... Эту особенность картины замечаешь с самого начала, уже в одном из первых её эпизодов, когда в тихий предвечерний час три лётчика — сибиряк, украинец и грузин — станут вспоминать родные края. И кряжистый сибиряк заговорит о величавой красоте Енисея, грузин с темпераментным гостеприимством станет зазывать друзей на Кавказ, а украинец мечтательно напомнит о синем украинском небе.
Но, как ни странно, эта «похожесть» не уменьшит нашего интереса к происходящему на экране. А несколько позже, когда очертится круг событий фильма, окончательно оформится его стилистика, мы будем воспринимать её даже как сознательно заданную черту режиссёрского замысла.
После множества лент о войне Л. Быков задумал и поставил ещё один фильм, по видимости, не озабоченный тем, чтобы обязательно сказать здесь «новое слово». Постановщик, кажется, отнюдь не хотел, чтобы работа его выглядела обязательно оригинальной, прельщала неожиданностями в поворотах темы или сугубой современностью киноязыка. Судя по всему, он не боится показаться не слишком традиционным, ни даже... слишком сентиментальным.
...Тревожную тишину ожидания не вернувшегося с вылета лётчика прервет вдруг голос кукушки. Сколько всем им, здесь собравшимся, осталось жить? Довериться ли доброй примете, верить ли в возможность увидеть друг друга живыми?
...Две лётчицы на подбитом У-2 приземлились в расположении второй эскадрильи.

Вторая эскадрилья готова принять их со всеми королевскими почестями. Под музыку разбитого патефона танцуют лётчики танго. С изысканной галантностью кавалеры приглашают дам. И «дамы», поскрипывая офицерскими портупеями, переходят от одного партнёра к другому, улыбаясь с королевской благосклонностью. Короткий, дарованный час отдыха и передышки. Вязанка лука на беленой стене избы. Тёмное, скорбное и словно бы укоряющее лицо старухи хозяйки. «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось»...
...Смерть лётчика, того самого узбека, который только вчера ещё просил у командира разрешения жениться на Маше. Склонённые в молчании головы друзей, пилотки, скомканные в руках.
Все, что делает в этой картине режиссёр, он делает намеренно несложными, не раз и не два испытанными средствами, Тем не менее, фильм оказывается наделённым «секретом» особой выразительности.
В чем же тут дело? В чем эмоциональная заразительность картины, секрет её обаяния, доходчивость? Думаю, что дело тут не просто в устойчивости авторов перед соблазнами праздной оригинальности, не только в их приверженности к традиционному, к тому, что уже образовало в нашей памяти некий устойчивый пласт. Дело тут ещё и в умении режиссёра быть скромным, в том, что он наделён мужеством быть на всем протяжении экранного повествования искренним и простым.
Насколько известно, Леонид Быков лётчиком никогда не был. Но, наверное, когда-то, в мальчишеские годы, мечтал стать именно военным лётчиком. Может быть, отсюда и берет начало его истовая, нерастраченная с годами, безусловная в полной своей искренности и самоотдаче влюблённость в профессию, в призвание, в предназначение лётчика? Его вера в то, что именно они-то, военные лётчики, и есть самые отважные, самые весёлые, самые верные и надёжные люди на земле?
Любовь постановщика к своим героям не страдает, впрочем, ни излишней экзальтированностью, ни избыточной словоохотливостью. Для картины в высшей степени характерно отсутствие какой бы то ни было режиссёрской «развязности». Наоборот, в ней всюду отчётливо ощутима подкупающая внутренняя корректность в отношении авторов к героям, к способам подачи материала. Вся она отмечена строгой авторской взыскательностью к себе — такой строгой, что в иные моменты это же качество может быть принято даже и за режиссёрскую скованность.
А между тем жанр, к которому тяготеет фильм,— героическая музыкальная комедия.
Алексей Титаренко известен в полку ещё и под именем Маэстро, он командует «поющей» эскадрильей и людей к себе отбирает не только весёлых и смелых, но и обязательно — музыкальных. «Какие новости на музыкальном фронте?»— вопрос, который обращает он к каждому вновь прибывшему.
Для поры, к которой относится действие фильма, «новости на музыкальном фронте» — это «Смуглянка-молдаванка», это «Дороги», это «Землянка».
Песни военных лет, сменяясь одна другой, пронизывают фильм, и в роли их исполнителей выступают поочерёдно и курсант-выпускник по прозвищу Смуглянка, и старший лейтенант Скворцов, тот самый «сломавшийся» лётчик-истребитель, и все герои вместе, поскольку вторая «поющая» являет собой и дружно слаженную певческую капеллу.

В этом фильме не только много музыки, но и много смешного. Но смешное, комедийное постоянно сливается с глубоко серьёзным, глубоко значительным: на протяжении фильма не раз прозвучат слова командирского приказа: «Бой будет страшным. В бой идут одни «старики»!
Лётчику, вернувшемуся с боевого задания, положено полстакана спирта. Если лётчик не возвращается — стакан остаётся невыпитым. Так возникает на экране простой, но исполненный драматического смысла образ — наполовину налитый гранёный стакан, прикрытый ломтём хлеба. Никем не пригубленный.
Никому не принадлежащий. Незанятое место за дощатым столом. Место, которому и впредь суждено пустовать. Заплаканные глаза подавальщицы офицерской столовой. Застывший в молчании строй лётчиков, где сегодня не досчитываются одного, а завтра — другого. Строй людей, навеки спаянных узами фронтового братства, делящих «хлеб — пополам, жизнь — пополам».
Вот это и есть поднимающаяся из глубины, главная патетическая тема фильма — тема скреплённой кровью, не знающей сантиментов дружбы мужчин, побратимов, бойцов великой войны. В ней — пафос фильма, в ней — авторское «верую».
Пилоты поднятых по тревоге в воздух, идущих в атаку машин соединяются между собой, как известно, прямой радиосвязью. Лётчик идёт в бой один, но голос товарища приходит в кабину его машины. О чем говорят они — бойцы одной эскадрильи, «ведущий» и «ведомый», в минуты, из которых каждая может оказаться последней?
В последнюю минуту жизни что сорвётся с их губ — стон или крепкая шутка? Все равно слова, которые они произнесут в последнем напряжении боя, не рассчитаны на то, чтобы их услышали другие, не адресованы потомству. Пилот ближней машины, и тот едва ли их разберёт, едва ли сумеет в них вдуматься.
В звуковой ряд фильма выведены эти торопливые разговоры, сквозь стиснутые зубы брошенные слова — дружеские голоса, как невидимый мост, переброшенный по воздуху от машины к машине. Методично внушающие, как бы магнитизирующие в стремлении влить в младшего всю свою волю и выдержку: «Спокойно. Спокойно. Спокойно. Будем садиться». Мальчишески растерянные: «Командир, я ничего не вижу...» Исступлённые: «Серега! Прыгай!» Хриплые и торжествующие: «Ребята! Будем жить!!!»

Это одна из лучших находок простой, строгой, свободной от всякого режиссёрского щегольства, внешней броскости картины.
Как говорилось, Л. Быков исполняет в этом фильме центральную роль. Быть может, игре его недостаёт той раскованности, той доли лихости, искромётности и озорства, которых естественно было бы ожидать при воплощении образа такого героя, как капитан Титаренко — всегда и во всем победительного, удачливого, «как черт», и храброго, «как черт».
Быть может, для решения именно такой вот исполнительской задачи актёр излишне сдержан и внутренне замкнут — «застегнут на все пуговицы». Вместе с тем, избранный стиль игры строго согласован с общим решением, с общим строем картины.
Мне кажется, что именно в этой новой работе режиссёру и актёру Леониду Быкову было дано «реализоваться» со счастливой полнотой. Поставленный им фильм привлекает не только творческими удачами, но и своим этическим «запасом». Вдумчивая простота, умная, строгая несуетность картины внушают уважение к художественным и человеческим возможностям автора. В той мере, в какой нам, зрителям, доступно через творение художника узнать и личность самого творца.
Т. Иванова «Искусство кино», 1974 год, № 6, стр. 31-36
Сценарий Л. Быкова, Е. Оноприенко, А. Сацкого. Постановка Л. Быкова. Оператор В. Войтенко. Художник Г. Прокопец. Композитор В. Шевченко. Звукооператор Н. Авраменко. Киностудия имени А. Довженко, 1973.