Олег Савостюк: «Кино – это дзен, а ток-шоу – абсолютный хард-рок» - «Рецензии»

В онлайн-кинотеатре Иви 1 ноября выходит сериал «Дайте шоу

» об изнанке мира телевидения и шоу-бизнеса. В центре сюжета оказывается скандально известный певец, вокруг которого разгорается громкий скандал, из мира темного закулисья переходящий в студию популярного ток-шоу под названием «Правда». Кажется, что главную роль в этом проекте исполняет Милош Бикович

, который и воплощает на экране известного певца, однако на первый план тут выходит скромный стажер «Правды» Паша, приехавший в Москву за любовью всей своей жизни, но оказавшийся в цепких лапах телевидения. Его сыграл актер Олег Савостюк

, который, несмотря на свой молодой возраст, уже успел поработать с Борисом Хлебниковым

в «Снегире

» и Наталией Мещаниновой

в «Одном маленьком ночном секрете

». Мы поговорили с Олегом о правде на экране и в жизни, адреналиново-серотониновой яме, из которой немногим удается выбраться, театральном дебюте и отличиях кино и телевидения.

фото: "Дайте шоу"/Иви
Помните, когда впервые узнали про «Дайте шоу»?
У меня много друзей читали сценарий первых двух серий для проб и хотели попасть в этот проект. Прекрасно помню, как несколько недель реально все знакомые обсуждали «Дайте шоу» и пересказывали друг другу сюжет в попытках понять, куда он разовьется. И когда мне прислали эти первые две серии, я прочитал их, наверное, за час, а потом еще перечитывал некоторые моменты. Сценарий написан как очень интересная книга, что было круто. Причем за эти две серии уже создается трамплин в арке именно Паши, сразу же чувствуется, что это во многом уникальная человеческая история, уходящая в полный абсурд из серии к серии: кому сказать – не поверят! Но в жизни такие истории, к сожалению или к счастью, случаются чуть ли не каждый день.
Мне кажется, Паша не совсем характерный для вас персонаж. Я впервые вас увидела в короткометражке «Все смотрят на тебя» и подумала, что есть в вас такая чистая красота, которая отчасти в ваших других работах использовалась. А Паша, получается, простой парень, он отвергнут девушкой, и после этого начинает свой путь. Насколько вы оправдывали этот его путь?
Я на самом деле долго не мог поймать и понять Пашу так, чтобы не оставить его в начале пути. Он – маленький человек, с которым происходят грандиозные события и глобальные перевороты, сильно меняющие характер и судьбу не всегда в лучшую сторону. Он все-таки добрый парень, у которого есть мечта и который искренне хочет говорить правду, бороться с несправедливостью. Но в таком случае получается супергеройское кино. А, опять же, по первым двум сериям уже заметно, что Паша уйдет в совершенно другие дебри, сломается, перестанет быть добрым, ответственным спасателем, движимым любовью.
Понять путь Паши мне очень помог режиссер и автор сценария Дима Литвиненко. Вместе с соавтором Юлей Савенковой они выходцы из мира телевидения, так что рассказывали, как там настраивают людей на выход в эфир. «Ты появишься в студии и порвешь эту тварь!», «Выйди и дай пощечину» – так они довольно цинично выманивают эмоции и из участников программ и из зрителей. И в какой-то момент меня зацепила мысль, что конкретно в этой профессии – телевизионных репортеров, журналистов – как только у тебя перестает гореть глаз темой или героем, ты моментально вылетаешь. И на таком профессиональном адреналине ты 24 часа в сутки. Ты не спишь, не ешь, планируешь завтрашний день, что должно случиться, кто во сколько должен быть на площадке, какой из стажеров должен что привезти или проверить. Счетчик работает постоянно, и это абсолютная профдеформация, что сразу заметно по героине Кристины Бабушкиной. У Паши рюкзак неприятностей складывается постепенно, в нем, я бы даже сказал, рождается в каком-то смысле отвращение к происходящему, что и меняет его характер.
Получается, что Паша, приехав в Москву за любовью, оказывается движим уже не ею, а телевизионным крючком даже не славы, а постоянного адреналина.
Именно! После «Снегиря» многие меня спрашивали, а пойдет ли Макс еще раз в море, и на протяжении съемок, да и потом, я не мог на этот вопрос ответить. А сейчас я бы сказал, что да, он пойдет и приблизится в этом смысле к Юрцу (герой Тимофея Трибунцева – прим. ред.) Паша идет примерно по этому же пути, в нем срабатывает движок, за счет которого тебе не нужно ни есть, ни спать, ни разговаривать, включается в некоторой степени кровожадность, потому что герои телевыпусков, как бы страшно это ни звучало, становятся материалом. Для меня действительно «Дайте шоу» – история по парня из глубинки, который попал в адреналиново-серотониновую яму, выбраться из которой не всем суждено. Всё идет по кругу, замыкается в цепочку очень быстро, зацикливается и рождает по большому счету не самые приятные и положительные вещи. Получается, что боль рождает боль, а страх рождает страх, но вырвется ли Паша из этого круга – вопрос.

фото: "Дайте шоу"/Иви
Вы сказали про парня из глубинки, при этом у вас интеллигентная московская семья, дедушка – знаменитый художник Олег Савостюк, чьи работы есть в Третьяковке и Русском музее.
Да, мой дедушка был большим художником и прекрасным человеком, который внес большой вклад в изобразительное искусство, хотя отказывался от многих вещей, которые бы его прославили или принесли деньги. Он всегда выбирал искусство! Мое детство, несмотря на то что я родился и вырос в Москве, прошло в прекрасной деревне Толбино, которую больше 50 лет назад как раз нашел дедушка. Это лучшее место, где я когда-либо бывал, это мое место силы, и душа моя растет оттуда. Босоногое детство, без излишеств, с палками, крапивой, собаками, драками. Возможно, поэтому я душой близок к парням из глубинки и стремлюсь к персонажам, у которых мир переворачивается просто из-за изобилия всего нового, а глаза открываются на перроне вокзала в Москве.
Применима ли к Паше формулировка, что он сам себя сделал? И можете ли вы сказать так же про себя?
Джонни Депп сказал, что невозможно найти себя – себя можно только создать. Думаю, что это, конечно, про Пашу, так как он рефлексирует по поводу всего происходящего, ничего не пускает на самотек. Есть в нем такая журналистская черта – он 15 раз все сформулирует, найдет решение и не успокоится, пока не дойдет до сути. Я, наверное, с Пашей начал в эту сторону расти. Меня всегда привлекали люди, которым все интересно и которые хотят все попробовать. Будто человек внутри себя не может успокоиться, забывает про внутреннюю лень, двигается к жизни и любит ее. Это очень ценное качество.
Мир телевидения, на ваш взгляд, отличается от мира кино?
Есть, наверное, схожие вещи, так как, по моим ощущениям, на создание выпуска телешоу или сериального эпизода затрачивается примерно одинаковое количество сил, денег и времени. Интересно, кстати, что шоу мы репетировали и снимали блоками по 25-30 минут, как, собственно, и снимаются различные шоу. У нас была студия, 15 телекамер, а в аппаратной сидела настоящая режиссер ток-шоу. И, боже мой, от нее исходила такая энергия! Как она командовала: «Так, сейчас с 15-й камеры переключаемся на 11-ю, крупный план, сейчас на 9-ю, Толя, плотнее»! При этом она в одной руке держит кофе, другой что-то нажимает, параллельно еще дает команды или кого-то материт. Про нее можно отдельный сериал снимать! Поставить камеру и всю историю показывать именно через ее взгляд – как она считывает драматургию, как чувствует и проносит историю через себя, как она кому-то верит, а кому-то нет, дает команду крупного плана и сама замирает в эту паузу, ожидая, что же сейчас скажет человек в кадре. Я наблюдал за этим и вспоминал мультфильм «Головоломка».
Кино живет в более замедленном ритме?
Абсолютно, потому что на телевидении ты работаешь здесь и сейчас, у тебя есть всего один дубль. Вот любят говорить, что кино – это не театр, так как в театре есть только один дубль. Я с этим не очень согласен, так как там еще есть репетиции, да и спектакль отыгрывается по несколько раз. А на телевидении реально есть один дубль, причем с людьми, которых ты не знаешь, чье поведение ты не всегда можешь спрогнозировать. Дима Литвиненко много снимал для телевидения и сейчас переключился на киносъемочный процесс, где на площадке можно переписать сцену, внимательно оценить актеров. И мы не идем дальше, пока сцена не снята так, как нужно режиссеру. Так что кино – это немного дзен, а ток-шоу – абсолютный хард-рок. При этом снимать «Дайте шоу» было невероятно сложно, потому что, очевидно, этот сериал будут смотреть телевизионщики, узнавать себя и цепляться за всё. После «Снегиря» я не особо много слышал отзывов в духе «вы неправильно тралите», хотя видел, что кто-то писал, мол, рыба у вас гнилая, а вы же только ее подняли. Но, простите, рыба у нас приехала из Мурманска, а мы в Териберке, так что посмотрите лучше, как Тима Трибунцев работает. А тут, конечно, будет очень интересно узнать реакцию настоящих телевизионщиков, которые к кино все-таки ближе тех, кто выходит в море на рыболовных суднах.

фото: "Дайте шоу"/Иви
И «Снегирь», и «Дайте шоу» позволили вам довольно плотно погрузиться в другие профессии. Насколько вам как актеру это важно?
Для меня это основа актерской профессии, в которую я попал странно. Я не то чтобы сильно мечтал о ней, просто как-то закрутило, и я в свое время думал, чем я вообще занимаюсь и зачем. А когда начали резко меняться места, случаться истории, совершенно не имеющие никакого отношения к моему внутреннему миру и образу жизни, я понял, что проживать жизнь других людей – невероятно интересно. Конечно, если это не ограничивается репликой: «Откройте, я врач», а ты серьезно погружаешься в другую профессию, варишься в ней – это ли не счастье? Круто было бы окунуться еще и в другое время, или сейчас я снимаюсь в сказке – это совсем другая история, когда взрослые люди вокруг тебя на полном серьезе играют зайчиков и волшебников, а ты думаешь: «Неужели это сейчас происходит именно со мной?».
Режиссерские методы Бориса Хлебникова и Дмитрия Литвиненко отличаются?
Очень сильно. У Бори кино в голове уже произошло, а мы сейчас его просто снимаем. Он приходит на площадку абсолютно спокойный, конечно, происходят какие-то актерские поиски, Боря в них круто включается, мы начинаем соображать, думаем, как классно мы сейчас придумали, а потом становится понятно, что Боря это придумал уже давно. То есть он дал тебе возможность подумать, что этот ход придумал именно ты, как бы странно такая формулировка ни звучала. А у Димы поиск происходит на площадке, хотя понятно, что у него тоже уже в голове вся история, тем более он сам ее написал. Но есть те же длинные дубли, о которых я говорил выше, когда Дима будто бы отдает нам пространство и наблюдает, куда мы сами пойдем, и от этого появляются новые обстоятельства, и съемки работают как живой организм.
Вы сейчас можете позволить себе выбирать, с кем из режиссеров работать? И есть ли вообще у вас этот выбор с учетом того, что вы уже снялись у Хлебникова и Мещаниновой?
Сейчас я снимаюсь у Юры Хмельницкого в «Алисе в стране чудес», и он тоже по-своему интересно работает на площадке. Наверное, да, я могу выбирать, у кого хочу сниматься, а у кого – нет. Я точно не пойду к режиссеру, который не уважает никого, кроме себя и своей жизни в искусстве. Мне, к счастью, пока такие не встречались, а если и встречались, то я, видимо, сразу же их забыл.
По вашей фильмографии кажется, что вы все-таки довольно избирательный актер, несмотря на молодой возраст. Многие же ваши ровесники хватаются за всё и сразу, да и вы могли бы просто эксплуатировать свою внешность и просто играть красавчиков и мажоров.
Возможно, да, хотя не могу сказать, что я расписан на пять лет вперед. Мне еще повезло с моим агентом Алесей Вельяминовой, которая очень чутко подходит к проектам, и мы стараемся с ней выстраивать мою карьеру так, чтобы не было потом стыдно за ту или иную работу. В этом смысле я внутренне стремлюсь к дедушке, стараюсь не распространяться на глупости и зарабатывание денег, вся моя семья живет по такому принципу. В кино сейчас очень много быстрых предложений и зачастую режиссеры даже не успевают разглядеть в человеке его личные черты, а работают просто по типажу. Вроде, симпатичный парень, похож на мажора, берем его. Хотя интересно же поиграться в характеры, попробовать сделать глубоких персонажей. В «Одном маленьком ночном секрете» Наташи Мещаниновой я же тоже играю как бы мажора, но он получается не пластиковый, так как у Наташи все кино не типажное, а человеческое, поэтому и в кадре всегда люди с душой, со своими плюсами и минусами, со своими мыслями и взглядами, которые видны даже через экран. А играть типажи или функции, которых в кино становится все больше, неинтересно. Иногда еще довольно обидно, когда хороший сценарий рушится прямо на площадке. Ты пробуешься на один проект, приезжаешь на съемки, а там уже и персонажа зовут иначе, и реплики упрощаются, и локации становятся скромнее, и все сводится к диалогу на скамейке, снятому на «восьмерке». Вот от таких вещей в кино хотелось бы избавляться.

фото: "Дайте шоу"/Иви
Кого вы считаете своими учителями в профессии?
В первую очередь – папу. Он очень артистичный человек, в молодости играл в художественной школе, где они с друзьями ставили «Гамлета», и все приходили смотреть этот спектакль, были в шоке, что пять парней его сделали сами. Определенно дедушку, бабушку Риту, которая все детство рассказывала мне анекдоты и сочиняла истории на ходу. Мы однажды перед сном придумали сказку про Марину и потом воображали, что с ней дальше происходит, могли до трех ночи не спать. Так что бабушка заложила во мне творческую фантазию. Я иногда в метро вижу людей и думаю: вот это образ – условно дедушка закрытый, смотрит на всех с ненавистью, а внутри хочет каждого обнять. И я порой настолько вовлекаюсь в эти размышления, что могу доехать до конца ветки, хотя надо было где-то в центре выходить. Естественно, многое дает мой мастер Алексей Анатольевич Блохин – невероятный артист и крутейший человек, который, несмотря на свой огромный опыт, сохранил абсолютно ребяческий взгляд! Мы недавно ставили «Незнайку», и он на репетициях сыграл всех, и видно было, какое это для него счастье. Конечно, Боря Хлебников и Наташа Мещанинова – именно у них я увидел профессию такой, какой она должны быть. За 3,5 месяца тяжелейших съемок «Снегиря» я ни разу не услышал, чтобы хоть кто-нибудь на площадке повысил голос на другого. Вся группа – это настоящая семья, где каждый еще и офигенный профессионал. У Наташи тоже были психологически тяжелые съемки, но смена заканчивается, и я вижу только невероятную любовь, которая царит на площадке. Я могу долго перечислять на самом деле, так как стараюсь прислушиваться к людям, которым доверяю. Но точно упомяну еще своих племянников – самых крутых учителей актерского мастерства. Две девчонки и парень – им от 6 до 11 лет. Они всегда в предлагаемых обстоятельствах и им абсолютно не интересно, как они сейчас выглядят для других. Сломалась палка – наступила шекспировская трагедия. То есть с этой палкой у человека сломался кусочек судьбы и ничто не залечит столь глубокую рану. Разве что другая палка – чуть более красивая, чем прежняя. Так что для меня счастье актерской профессии в том, что она в каждом, повсюду.
Вот, кстати, в этом году у вас состоялся театральный дебют – в «Капитанской дочке» режиссера Сергея Безрукова в Московском Губернском театре. Насколько легко было переключиться с кино на театр?
Очень сложно и страшно, потому что до этого у меня был только институтский опыт стояния на сцене. Я с самого начала был уверен, что не справлюсь с этим объемом, у меня реально дрожали ноги и руки, тело сопротивлялось, будто с ним происходит нечто инородное. Я, как пробка, вылетел из зоны комфорта и оказался в серьезной театральной работе, которая требует от тебя стопроцентной, ежесекундной включенности и веры в обстоятельства. Еще и Сергей Витальевич, сам будучи прекрасным артистом, видит каждый твой зажим, каждую секунду, когда ты даешь слабину. Но я отлично запомнил момент, когда начал получать удовольствие от сцены. Наверное, эту эмоцию можно сравнить с ощущениями, когда ты делаешь первые шаги в жизни или говоришь первое слово. Но смешно, что первые шаги я не помню, а первой фразой, сказанной мною, была «Лёля – дурак». Лёлей зовут мою младшую из старших сестер.
Сергей Безруков говорил, почему пригласил вас на роль Петра Гринева?
Он мне сказал, что увидел меня в «Снегире». Я, кстати, после съемок как раз поступал к нему во ВГИК и читал там Есенина, мы перекинулись с ним парой фраз, но он говорил, что нужен темперамент. Я в итоге пошел не во ВГИК, а в ГИТИС, но жизнь нас снова свела.

фото: "Дайте шоу"/Иви
В «Капитанской дочке» вы играете про здесь и сейчас или стараетесь максимально абстрагироваться от настоящего и погрузиться в ту эпоху?
Я очень стараюсь почувствовать себя в том времени, но не всегда это удается. Мы говорили с вами про дубли, что многие думают, что ими можно набрать. Но порой в кино бывает два-три дубля и всё, и репетиций нет, справляйся, как хочешь, учи текст, выходи – играй. В театре все-таки большой подготовительный процесс, спектакль делается 3-4 месяца, ты все репетируешь, проговариваешь, знаешь всё досконально, а когда уже сыграл спектакль 10 раз, то начинаешь чувствовать себя более свободным, импровизировать. К тому же спектакль длится 3 часа и есть возможность, если ты в одной сцене недоиграл, в следующей это исправить. Для меня сложность, что в театре нет ракурсов, невозможно за кого-то спрятаться, отдохнуть. В «Капитанской дочке» Гринев не уходит со сцены все три часа! И за это время я успеваю сродниться с каждым зрителем. Особенно когда спектакль сразу же начинается хорошо, ты ловишь правильный темпоритм, правильно произносишь слова, тогда понимаешь, что можешь уже как раз испытывать удовольствие от сцены. Есть в театре кайф от ежесекундности происходящего. Но и в кино он есть, поэтому я всегда жестко отвечаю людям, которые называют кино «халтуркой», хотя ни разу в нем не работали. Попробуй органично просуществовать в кадре хотя бы минуту, даже просто запиши какой-нибудь монолог на камеру и посмотри, это ты сейчас на экране или чтец, который пытается спрятаться за чей-то маской. Мне в этом смысле как раз понравилось работать с Сергеем Витальевичем, который объяснял, что, да, Гринев – человек другой эпохи, он дворянин, держи это в голове, но и не забывай, что на сцене сейчас находишься именно ты. Он очень уважительно относится и к театру, и к кино, что важно для художественного руководителя, так как все артисты внутренне стремятся сниматься.
После «Капитанской дочки» будете продолжать театральный опыт?
Мне очень нравятся эти переключения! Институт еще крут тем, что ты там много всего пробуешь и в короткие сроки можешь сыграть и в «Гамлете», и в современной пьесе. Я люблю такие творческие кульбиты – во времени, пространстве, отношениях. Когда ты сегодня играешь французского революционера, а завтра – пацана из Чертаново. Мечта у меня после выверенного по буковкам пушкинского текста сыграть что-то современное, отвязное, в духе пьес Мартина Макдонаха или спектаклей «Гоголь-центра».
В «Дайте шоу» ваш герой работает в шоу «Правда». А что для вас правда?
Правду говорить легко и приятно, как писал Булгаков в «Мастере и Маргарите». Хотя в жизни сейчас, наверное, все не по-булгаковски. Или наоборот исключительно по нему. Отвечу по заветам моего дедушки. Для меня правда – это искреннее отношение к делу, которым ты занимаешься. Очень легко его предать и скатиться в ремесленничество. Не думай о том, как ты выглядишь, занимайся тем, что любишь, и тебе воздастся. Самое главное – не обманывать себя. Я убежден, что без своей внутренней правды невозможно стать счастливым.
Смотрите сериал «Дайте шоу» в онлайн-кинотеатрах Иви с 1 ноября.
«Дайте шоу»
Маша Токмашева