Наступление плоской земли: «Жатва» — ужас «приватизации» в средневековый Шотландии - «Рецензии»

В российских кинотеатрах начинается «Жатва », которой руководит греческая постановщица Афина Рахель Цангари . Она начинала вместе с Йоргосом Лантимосом и помогла с его ранними фильмами (например, продюсировала «Клык » и «Альпы »), однако сегодня незаслуженно остается в тени более плодовитого и именитого коллеги. Остросюжетная и злободневная костюмная драма на лоне природы, где снялись звезды «Дракулы » и «Гарри Поттера », может обратить внимание на еще один мощный голос в современном кино. О призраках капитализма и плоской земле из конкурса прошлогоднего Венецианского кинофестиваля размышляет Алексей Филиппов. Средние века, деревенька где-то на просторах Северо-Шотландского нагорья. Компактная община живет в сравнительной гармонии с природой, синхронизировав все нужды с урожайным циклом. Накануне последней в году жатвы их одолевает череда невзгод: сначала кто-то поджигает хлев и голубятню, а на утро объявляется трио чужаков, а к владельцу земель мастеру Кенту (Гарри Меллинг ) прибывает картограф Эрл (Аринзе Кин ), также вызывающий у местных всяческие подозрения. Его присутствие фермеры стерпят, отыгравшись на иноземцах: женщину обреют и прозовут Белдам (Талисса Тейшейра из «Тригонометрии »), а мужчин закуют в колодки на неделю. Столько же останется жить сельской утопии. Читать Самые интересные и необычные фильмы Венецианского кинофестиваля — 2024 Проводником по компактному и одновременно многослойному ландшафту «Жатвы » выступает Уолтер Тёрск (Калеб Лэндри Джонс ) — бывший горожанин, нашедший гармонию наедине с природой. В одноименном романе Джима Крейса, номинированном на Букеровскую премию, ему отводилась роль рассказчика, а не действующего лица, однако греческая постановщица Афина Рахель Цангари не позволила общине «распасться» прежде времени. Слаженность жителей деревни во время тушения пожара или сбора урожая напоминает атлетичный этюд в нарядном спектакле: то, что постороннему взгляду может представиться хаотичной беготней, на поверку оказывается демонстрацией сплоченности перед общими испытаниями. Другой вопрос, что явление чужаков вызывает брожение умов: и картограф, и тем более загадочная троица провоцируют толки о ведьмах, проклятьях и дурных предзнаменованиях. Напасть же придет из другого гримуара — законодательного: на Туманном Альбионе началась эра «огораживания», то есть «приватизации» общинных земель в пользу лордов, церкви или государства. Наиболее ёмко ситуацию описал в послании к королю сэр Томас Смит, юрист-гуманист: «Там, где проживали 40 человек, теперь всем владеет один человек и его пастух». Мягкий аристократ Кент, выступавший для крестьян не столько хозяином, сколько товарищем и менеджером, оказывается бессилен, поскольку тоже по документам не обладает здесь никакой властью. Постепенно, в хлопотах и спорах, полная жизни территория превращается в точку на карте, интересную новому обладателю Джордану (Фрэнк Диллэйн ) лишь как ресурс, источник дохода. Недаром Уолтер уязвляет топографа Эрла, замечая, что тот нарисовал окрестности слишком плоскими. Будто чувствуя, что добром такое «сплющивание» не кончится. Читать Мои ёлочные ночи: рецензия на фильм «Рождество, опять» Вкупе с титром-посвящением — бабушке и дедушке Цангари, чьи земли «стали шоссе», — в «Жатве» легко увидеть отповедь не только ранним этапам капитализма, но и другим переменам, разрушавшим старый уклад. Тут постановщица мастерски выдерживает баланс, не идеализируя общину, где процветает нетерпимость (даже Тёрск и Кент едва дотягивают до «своих»), но выписывая фермерский быт с понимаением и сочувствием. Выверенности карты и законов противопоставлен живописный визуал, снятый на 16-мм пленку Шоном Прайсом Уильямсом . Адепт мамблкора, работавший с Алексом Россом Перри («Послушай, Филипп »), Чарльзом Покелом («Рождество, опять ») и братьями Сэфди («Хорошее время »), здесь помогает заговорить самой природе, которую Уолтер и остальные научились слушать. В отличие друг от друга. Стоило им поговорить с незнакомцами, как будущее бы прояснилось: Белдам и её спутники — действительно предзнаменование грядущего бедлама, тотального передела, разрушения основ. Шекспировская трагедия в заповедном лесу, где человек зажат природной волей (само)воспроизведения и цивилизационной жаждой экспансии. Подобная конфигурация, в чем-то всё равно механистическая и контрастная, позволяет Цангари отмахиваться от ярлыка «фолк-хоррор» метким определением «нигилистический вестерн». В конце концов, «Жатва» действительно о фронтирах и границах, укладе и непоколебимых, казалось бы, ритуалах, которым суждено рассыпаться с новым витком цивилизации. Читать Не все чащи одинаково болезны: 7 хорроров об ужасе, затаившемся в лесу Возможно, стилистически такой сюжет выбивается из фильмографии постановщицы, раньше тяготевшей, как и вся греческая странная волна, к выразительному абсурдизму, но здесь отчетливо сохраняется интерес к замкнутым сообществам. Просто взгляд натуралиста в «Аттенберге » или бунюэлевская насмешка в «Шевалье » уступили место эмпатичному наблюдению за переживаниями героев, явленному в той же многосерийной «Тригонометрии». Завороженость телом и ритуалом — актеры осваивали земледелие, а большую часть общины сыграли местные жители — заставляет всматриваться не в букву, но «материал»: природный, погодный и человеческий. Видеть не карту местности — перепады ландшафта, его обитателей и их выстраданную самость. Без колодок притчеватости, напоминающей о сверхформалистском «Догвилле », и звездных актеров Афине Рахель Цангари могла запечатлеть не просто судьбоносный надлом, но большой взрыв: от равно выразительной общности — в «Жатве» действительно нет «первого плана» — к атомарности. Тогда бы, правда, пришлось обойтись без драматургического урожая, земля бы не опустела и не заросла отчасти плакатными смыслами. «Жатва» в кинотеатрах с 16 октября . «Жатва» Алексей Филиппов