Наталия Мещанинова: «Я пишу долго и дорого» - интервью

В онлайн-кинотеатре START начался показ драматического сериала «Алиса не может ждать» — нового режиссерского проекта Наталии Мещаниновой по ее собственному сценарию. «Я сознательно иду на боль, чтобы уметь распознавать ее в героях», — говорит Мещанинова о себе, и в общем-то это понятно, когда смотришь ее честное и проблемное кино. Как и предыдущий сериальный проект постановщицы «Пингвины моей мамы», «Алиса» посвящена истории подростка, только на этот раз в центре сюжета – юная девушка, которую сыграла яркая начинающая актриса Лиза Ищенко . Ее героиня Алиса узнает страшную правду, которую от нее скрывала мама: девочка, и без того всю жизнь намучавшаяся со слабым зрением, скоро полностью ослепнет. В ответ на родительскую ложь она бунтует и решает пожить по-настоящему, самостоятельно делая первые шаги навстречу темной бездне. Мы поговорили с Наталией Мещаниновой о горящих глазах в профессии, работе в состоянии хаоса и о том, почему важно всегда быть рядом со своими детьми. фото: Пресс-служба онлайн-кинотеатра START В основу сюжета легла статья психолога Катерины Мурашовой о 15-летней девочке, которая с детства знала, что полностью ослепнет примерно после своего совершеннолетия. В подростковые годы, окончательно поняв, что она не сможет найти работу, она решает стать экзотической слепой содержанкой, «интересоваться и ублажать за деньги». Этот материал вышел в 2019 году. Известно, чем закончилась ее история? Насколько я знаю, психологу удалось переубедить девочку, показав ей в качестве примера какого-то слепого профессора психологии, который добился больших высот. А она знает, что про нее сняли сериал? Нет, мы не связывались с ней и не хотели. Это помешало бы писать сценарий или, скорее, не стали беспокоить ее по этическим соображениям? Мне показалось неуместным лезть в жизнь человека с такой драматичной историей. Я просто не нашла в себе сил на это. На случай, если я зайду в тупик, была идея обратиться к прототипу. В принципе я это практикую – захожу в среду, набирая материал для сценария. Алиса кажется взрослой не по годам. Когда учитель музыки пристает к ней во время занятия и потом извиняется, она говорит: «Ничего, мне надо привыкать к отвращению». Это слова очень сломленного ребенка. Алиса действительно сложно устроенная и рано повзрослевшая. У нее и построение фраз не самое типичное для подростка. Это такая личность, которая способна в критической ситуации развернуть настоящий бунт. В вашем сериале «Пингвины моей мамы» в центре сюжета был мальчик-подросток, и в целом история получилась более мужская. В «Алисе» все главные героини – женщины. Судя по первым эпизодам, в сериале нет ни одного нормального мужчины. И, кажется, не появится. Да, так и будет. Не то что б мы сознательно формулировали: «Пусть в нашем сериале все мужики будут козлами». Просто мужской мир, окружающий Алису, — это страна чудовищ. Я помню себя в 15 лет. Мир мужчин всегда был ненадежным, от любого из них ты ждал подвоха. Хотелось подчеркнуть, что с девочкой-подростком постоянно происходит какая-нибудь ***** (бессмыслица), и никто ее не может понять и услышать. фото: Аня Темерина / Пресс-служба онлайн-кинотеатра START Вы говорили, что режиссер работает с одними и теми же артистами от лени – и поэтому всегда делаете кастинги для своих проектов. Почему выбрали на главную роль именно Лизу Ищенко, приметили ее в проекте «Сама дура»? До кастинга я не видела ничего, связанного с Лизой. На пробах она была очень стеснительная и робкая, еле слышным голосом произносила свой текст. Пыталась казаться милейшей девчушкой, но я увидела внутри какого-то чертяку, и попросила ее прийти на пробы еще раз, а дальше уже начала раскручивать: сперва чтобы сама себя не боялась, а потом уже начала давать энергию – разрушения, протеста, ярости. И довольно быстро стало понятно, что Лиза и есть Алиса. Наверняка вы с Лизой много общались во время подготовки. Есть ли что-то в подростковом восприятии и в ее интерпретации роли, что вас удивило или, может быть, было использовано для ее героини? Сценарий был написан до нашего знакомства с Лизой, узнавать про ее жизнь я начала примерно к финалу съемок. Меня удивило, что она имеет бэкграунд, заставивший ее стать взрослой раньше других. Лиза все время говорит: «Мне 40, а не 16». Она очень внятный и серьезный человек, способный за себя постоять, но в отличие от Алисы у нее нет внутри такой энергии разрушения и подросткового бунта. Она как будто вообще не бунтовала либо этот этап у нее уже прошел, и сейчас она несет достаточно большую ответственность за себя и свою семью. И в общем, глядя на нее, не скажешь, что она подросток. Что для вас самое важное в истории «Алисы»? Самое важное – это правда. Если бы мама не выбрала путь лжи, у Алисы бы не случилось такого мощного всплеска ненависти, не появилось бы желания во что бы то ни стало обрести свою собственную жизнь – пусть и такой чудовищной ценой. Родители не должны врать своим детям, им просто нужно быть рядом. А мама Алисы была псевдорядом. Как будто мама ее пережалела? Даже не столько Алису, сколько саму себя. Это просто было удобнее. Тоже иногда замечаю подобное за собой. Я не говорю своему ребенку, что у нее на руке бородавка, а не просто какой-то прыщик, только потому, что я не могу сейчас выносить истерику, которая с ней случится. То есть я оттягиваю этот неприятный момент чисто для себя. фото: Пресс-служба онлайн-кинотеатра START Вы писали роль Артема специально под Степана Девонина . Была задача максимально уйти от сложившегося типажа интеллигентного недотепы, каким его показали, например, в «Мир! Дружба! Жвачка!»? Это была одна из задач, но не основная. Первую серию я написала сама, а потом мы подключили Степана: началась пандемия, у него не было съемок, нужно было чем-то заниматься. Начиная со второго эпизода, мы с ним работали в соавторстве. По первой серии его герой Артем казался просто гоповатым парнем. Стало интересно рассматривать в этой роли Степана, чтобы показать не пьяное быдло, а быдло интеллигентной еврейской внешности с рефлексией. Артем страдает, что жена его не любит, и от этого бесконечно творит всякую ***** (бессмыслицу). Он не столько абьюзер, сколько несчастный человек, не знающей, как привлечь внимание своей холодной жены. Когда я рассказала продюсерам о кандидатуре Степана, им понравился этот неожиданный ход, потому что, читая сценарий, все видели в этой роли, к примеру, Юру Борисова или Лешу Филимонова . Так или иначе мы не утверждали его без проб, потому что иногда ты пишешь специально под артиста, а потом ничего не складывается. У меня случалось такое, один раз со Степаном. А как это сказать? Ну вот как-то (смеется). Такое было на «Пингвинах». Как разделились ваши со Степаном обязанности во время написания сценария? Мы вместе разгоняли историю, потом расходились и писали разные линии. Степан в том числе занимался линией Артема, про которую он намного больше понимает. Финальные драфты я уже сама собирала, потому что чувствовались «разные руки». У Степы иногда выходят такие разухабистые диалоги. Насколько тяжело писать сценарий и работать на площадке со своим мужем? Если вспомнить семейные творческие тандемы, то Борис Хлебников снимал своего сына Макара в проекте «Три минуты молчания» по вашему сценарию. И он говорил, что на площадке у них исключительно профессиональные отношения – режиссер и актер. Во время съемок у нас выстраивается такая же иерархия, как у Бори с Макаром: я режиссер, Степа – актер. Но когда мы вместе пишем, замес очень своеобразный: бывает, Степа что-то придумывает, я могу это резко отвергнуть, дальше будет какой-то скандал, переходящий в семейную ссору. Писать вместе нелегко. Если откинуть эти не такие уж и частые случаи скандалов, то мне кажется, что Степа очень круто придумывает, и мы с ним очень похожи. У нас одинаковые представления о прекрасном, а схожая картина мира позволяет работать в одном ключе. То же самое у нас с Борисом. фото: Аня Темерина / Пресс-служба онлайн-кинотеатра START Как выглядит идеальное рабочее место сценариста? В нашей квартире у меня есть кабинет с письменным столом и большим трехстворчатым окном. Когда я пишу руками, мне нужно закрыться. В такой обстановке было написано большинство текстов за последние два с половиной года. Поездки нужны для разгона истории – чтобы сидеть на балконе, пить вино и записывать, что приходит на ум. Скорее, такие сессии мы с Борисом делаем, когда придумываем историю, или же во время читок сценария, подразумевающих долгое обсуждение каждой сцены. Сколько времени у вас уходит на написание сценария? Я пишу долго и дорого – хочу, чтобы у меня была такая репутация в индустрии (смеется). Быстро и дешево никому не хочется. Так устроена моя голова, что я могу несколько дней сидеть и смотреть в одну точку. Не фиксирую первое, что приходит на ум. Хотя бывает, что меня прет, и я пишу как умалишенная, часов девять, потому что идет – может, это вдохновение, или, скорее, понимание истории на чувственном уровне. Так как мы очень сильно докапываемся до мелочей и много переписываем, то работа идет долго. Например, у «Пингвинов» было пять драфтов. Как сильно в этот момент может поменяться история? Вплоть до финала? Сценарий устроен как монтаж: ты что-то поменял в первой серии, и дальше это разрушает определенную линию для последующих семи эпизодов. А бывает, ты поменял седьмую серию, и предыдущие перестали работать. Баланс найти сложно. Но бывает очень важно что-то разрушить под ноль, чтобы перейти на следующую ступеньку. Я не цепляюсь за свой текст. И если понимаю, что сцена не работает, я от нее легко отказываюсь. Сейчас я вижу авторов, которые этого не умеют, и пытаются в сценарии что-то поправить косметически – а надо просто взять и смело вырвать из сердца. Такое в чем-то неуважительное обращение с материалом приносит хорошие результаты. От чего вас внутренне больше «прет» – от режиссуры или написания сценария? От режиссуры именно прет, ты как на американских горках. Съемки то ненавижу, то люблю, но это все равно очень страстное отношение со своим проектом. Что-то не снял, с кем-то