«Убийство священного оленя»: Мой папа - Агамемнон - «Интервью»

Колин Фаррелл и Николь Кидман в античной трагедии про кардиохирурга Успешный кардиохирург и прилежный семьянин Стивен Мёрфи (Колин Фаррелл ) живёт в опрятном двухэтажном доме с женой Анной (Николь Кидман ), дочерью-подростком Ким (Рэффи Кэссиди ) и сыном-мальчуганом Бобби (Санни Сулджик ). После работы он также общается в забегаловке с болтливым и мешковатым юношей Мартином (Барри Кеоган из «Дюнкерка»), к которому он, кажется, относится тоже как к сыну. У мальчика на хирургическом столе недавно умер отец - и Стивен был как раз тем врачом, который того оперировал. В тот день он был слегка нетрезв, а теперь изо всех сил старается загладить вину. Забота, однако, не спасает его от последствий: в какой-то момент на его детей нападает паралич нижних конечностей, а Мартин внезапно сообщает, что мистеру Мерфи придется выбрать кого-то из троих членов семьи и принести в жертву, чтобы по-настоящему искупить смерть пациента. Хирург поначалу не верит в столь алогичный расклад и пытается бороться. Смотреть онлайн Фильм «Убийство священного оленя» После оглушительного триумфа «Лобстера» пятый фильм прославленного режиссера Йоргоса Лантимоса , видной фигуры «новой греческой волны», приняли ожидаемо прохладно. Каннский фестиваль выписал «Убийству священного оленя» приз за лучший сценарий и этим ограничился, а критика у картины в среднем по больнице довольно растерянная. Мастер остроумных и абсурдистских вопросов к бытию современного человека, Лантимос ткнул в самую болевую точку поклонников кино и людей XXI века вообще - он покусился на здравый смысл, мотивацию, торжество логики и веру в возможность всё измерить и объяснить. В кинематографе больших бюджетов аналогичный вызов публике бросил сэр Ридли Скотт с приквелами к «Чужому» («Прометей» и «Чужой: Завет»), но в случае с «Оленем» родина постановщика, казалось бы, сама по себе огромная подсказка и ключ к понимаю картины. «Убийство священного оленя» - это типичная для Лантимоса драма, в которой один из компонентов повседневности гипертрофирован, доведен до крайности. Если раньше греческий режиссер задавался вопросами, как семья влияет на формирование языка («Клык») или насколько переоценены человеческие союзы и искренность («Лобстер»), то здесь он бьет по вере в рациональность и цивилизованность. Его новая картина - это античная трагедия со всеми вытекающими последствиями: торжественной музыкой и хором (школьным), взглядом с небес, который симулирует съемка с высокой точки, лобовыми метафорами, мотивом Рока и непривычным для современного зрителя взглядом на искупление грехов. В основе «Оленя» лежит трагедия Еврипида «Ифигения в Авлиде», в которой богиня Афина требует у царя Агамемнона, собирающегося отплыть на Троянскую войну, принести в жертву его дочь Ифигению. Именно столкновение самоуверенной рациональности XXI века и безжалостного рока в античном изводе оказывается той провокацией, какую Йоргос Лантимос придумывает из фильма в фильм. Томография, дорогие часы и совместный просмотр «Дня сурка» оказываются беспомощны против кровожадного древнего закона, который с приходом цивилизации не выветрился, а скрылся в ткани будничности, чтобы выскочить в миг чрезвычайного происшествия или удара судьбы. В сущности, абсолютно не важно, обладает ли Мартин какими-то удивительными способностями, или же в одном отдельно взятом американском городе вдруг воцарились порядки времен Еврипида. Сама по себе сюжетная основа «Оленя» - незамысловатый триллер про несчастный случай и попытку его замять: мало ли за последние годы сняли фильмов про сбитых/покалеченных людей, раскаяние виновников и/или месть родственников? В России эта формула обретала форму «Майора», в фильмографии Михаэля Ханеке есть и «Видео Бенни», и недавний «Хэппи-энд». Однако Лантимоса пресловутый психологизм мало интересует: поначалу «Олень», как и другие фильмы автора, выглядит максимально безэмоциональным. Диалоги и реплики призваны передавать информацию и по минимуму - эмоции. Так выглядит идеальный рациональный человек-почти-робот - и только не поддающаяся научному объяснению беда способна спровоцировать сильные, с перехлестом эмоции. Лантимос вообще строит «Оленя» на размашистых символах, даже иронично заставляет Мартина объяснять одну из метафор: мол, всё происходящее - попытка заговорить рану, не дав ей затянуться корочкой скорби, чего делать, вероятно, не стоит. Хватает тут и других сочных, но не названных образов. Фильм начинается с операции на открытом сердце (реальные съемки коронарного шунтирования), обещающей небывалые острые ощущения как семье Мерфи, так и зрителю, чье любопытство и напряжение мастерски подогревают постоянный оператор Лантимоса Тимиос Бакатакис и музыка с саунд-дизайном. Вдобавок фамилия Мёрфи явно досталась героям Фаррелла и Кидман в честь шутливого закона Мёрфи, согласно которому несчастье обязательно произойдет, если есть хотя бы малая вероятность. Аналогичную фамилию носили персонажи «Интерстеллара» Кристофера Нолана , который в прошлом году открыл и молодого артиста Кеогана, сыгравшего Мартина. К слову, и актерский состав собран не случайно: ирландец Фаррелл, австралийка Кидман, англичане Кэссиди и Кеоган, а также юный американец Сулджик. Йоргос Лантимос ёмко описывает США как сборник национальностей, темпераментов и воззрений, буквально не выходя из дома. В этой многонациональной, если говорить об исполнителях, семье легко узнать не только Америку, но и весь западный мир с его благими побуждениями и провалами в новое средневековье. Наконец, постоянные разговоры о красивых руках доктора Мерфи недвусмысленно намекают на то, что отмыть их от невидимой крови не получится. Не то чтобы Лантимос безоговорочно осуждал Стивена за несчастный случай, но трагедийный троп про необходимость поддаться Року, который лучше всего показан в «Царе Эдипе» Софокла, оказывается идеальной иллюстрацией для размышлений о границах цивилизованности. Столкнувшись с неизвестным, Мерфи стремительно откатились к древним патриархальным установкам, Анна-Кидман принялась целовать ноги Мартина, дети отказались от личной свободы и доверили отцу право распоряжаться их жизнями безмерно, в каком-то совсем уж спартанском духе. Красоту и стабильность нового времени может вывести из равновесия одно необъяснимое происшествие, одна смерть или одна болезнь - и тут же томография сменится жертвоприношениями. Для этой не слишком, возможно, оригинальной, но остроумной мысли Лантимос выбрал наиболее конгениальную форму, которая в итоге вывела из равновесия многих зрителей. А ведь это только фильм. Алексей Филиппов 13.02.2018