«Племя» Мирослава Слабошпицкого - «Рецензии»

21 февраля 2015жесты жести Импровизированная трибуна - наподобие одного сектора амфитеатра, с которого зрители в теплых странах наслаждаются корридой (ранее - гладиаторскими боями). Несколько десятков людей, изъясняющихся на языке жестов, наблюдают за поединком - один парень выясняет отношения на кулаках с тремя другими. Ввязывается кто-то еще, - и все смешалось. После подвергнутый проверке боем новичок (Георгий Фесенко) будет пить водку прям из горла и смачно орошать только что съеденными продуктами ночную землю. 1 сентября он пришел в школу-интернат для глухих, зацепив самый финал праздничной линейки. Затем местные проверили его на наркотики - пристрастно осмотрели вены по всему телу. Затолкали в комнату к девочкам. Выгнали с кровати. Подрались. Ну, бывает. Учащиеся интерната - то самое племя, что вынесено в заглавие, - на уроках скучают, получая практическую пользу лишь от занятий по труду: можно смастерить деревянный молоток, который уже вечером пойдет в ход. Члены племени гурьбой набрасываются на позднего прохожего, несущего из магазина пакеты с провизией, приторговывают всяким хламом в поездах (и обворовывают оставивших вещи без присмотра пассажиров поезда), сдают дальнобойщикам в почасовую аренду девушек. В одну из них новобранец на свою беду и влюбляется. Она (Яна Новикова) работает в дуэте с подругой немой путаной и встречается с главарем банды. Но пробежала искра, случился робкий секс, потом валетом, затем - давай сбежим отсюда к лучшей жизни. Ну, влюбился, бывает. В «Племени» - дебютной полнометражной ленте Мирослава Слабошпицкого , удостоенной премии «Недели кинокритики» в Каннах и других международных призов, основные витки сюжета понятны без слов: свежий человек в школе/банде, акклиматизация, крещение водкой, дракой и грабежом, несвоевременная любовь, разборки со своими, падение, месть. Индивидуально-зрительская фокусировка на деталях формирует жанровое и стилистическое понимание картины: разброс от вестерна (эту трактовку предлагает сам режиссер) до бандитской версии «Ромео и Джульетты», от жестокой школьной драмы (вроде «Класса» Ильмара Раага ) до истории взросления (мальчик становится мужчиной, девочка становится женщиной, племя либо превращается в часть взрослого мира организованной преступности, либо вымирает). Как водится с «или-или», в «Племени» это все разумно сосуществует и дополняется документальной манерой съемки - длинные планы, реалистичность быта (ловко и пугающе снятая сцена аборта), сочетание красивого пижонства и режиссерского мастерства. Но главный трюк картины, конечно, язык повествования - язык жестов, не кастрированный субтитрами, закадровой озвучкой или какими другими способами. «Племя» - в буквальном смысле немое кино, и это не оммаж шедеврам зари кинематографа (цитат из классики не видать, модного ч/б - тем более), а попытка отшкурить такую «простую» вещь как фильм до состояния заготовки для молотка, а сложное пространство интернатовского быта - свести не к жанровым формулам, но ритуалам, которые каждому племени в каждое время, в общем-то, свойственны. «Племя», как большинство немногословных фильмов с длинными планами (у Слабошпицкого двухчасовая картина состоит из 34 эпизодов), предлагает не смотреть, а всматриваться, не слушать, а вслушиваться. Кино без криков, хотя и о боли (тишину продирает лишь испуганный стон забеременевшей главной героини, решившей избавиться от ребенка). Кино находчивое, хотя и на растиражированнейший из вечных сюжетов - парень встречает девушку. Кино о пугающей и жестокой индивидуальности, хотя всегда модно сбиваться в стаи-племена и чтить полуразумные ритуалы. «Племя» в прокате с 19 февраля. Алексей Филиппов