Наталья Кудряшова: «Актерское одиночество мне очень знакомо» - «Рецензии»

---

---

В российский прокат 25 октября выходит фильм Наташи Меркуловой

и Алексея Чупова

«Человек, который удивил всех», за работу в котором Наталья Кудряшова

была названа лучшей актрисой программы «Горизонты» Венецианского кинофестиваля. Мы поговорили с Натальей о том, как далась ей роль женщины, чей муж отчаянно борется со смертью, насколько ей комфортно в актерской профессии, состоянии современного российского кино и собственных режиссерских задумках.

фото: Пресс-служба фильма "Человек, который удивил всех"
Что вы испытали, когда первый раз прочитали сценарий «Человека, который удивил всех»?
Первое, что я подумала, что я не хочу погружаться в эти обстоятельства. Роль мне понравилась, просто так получалось, что я несколько раз в своей жизни отказывалась от историй про болезни. Не потому что боюсь. Кино – территория игры, иллюзия жизни. И у меня все время возникает вопрос, могу и хочу ли в это играть. Не рассказывать такие истории, режиссировать их, а именно играть. Я таких вещей избегала. Ужас за близких, болезнь близких – самое страшное, что может быть, и, дай бог, чтобы это минуло всех людей. Это тяжело играть, в это не хочется заходить, потому что по верхам не зайдешь, нужно нырять. Чем-то заменить эти чувства не получится – нельзя просто пойти и послушать грустную музыку или представить, что тебя кто-то бросил. Придется играть про то, о чем написано. И я сомневалась. Но в сценарии была притчевая основа, магия, история про чудо, и про то, что чудо происходит. Это была история не про болезнь. Хотя у моей героини было много тяжелых сцен, некоторые не вошли в монтаж, потому что ребята (режиссеры Наташа Меркулова и Алексей Чупов) решили не доводить все до крайних степеней. На площадке я несколько раз не просто рыдала, а была в каком-то эмоциональном штопоре. Ребята избегали каких-то физиологических подробностей, за что им огромное спасибо, иначе было бы совсем тяжело. Я понимала, про что они хотят снять кино, и в итоге мы вместе нашли что-то, за что я зацепилась. Мне было необходимо зацепиться за что-то внутри себя, а не только за ужас и страдания, которые для меня очень тяжелые вещи и я их играть не хочу.
Больше не будете?
Не знаю. Так получается, что кино меня особо ролями не баловало, хотя если они и были, то все драматические. А в театре я прям сполна хватанула драматизма. Это на самом деле здорово, но хочется и чего-то другого. Я бы очень хотела сыграть комедию, я классная комедийная актриса, но никто про это не знает. Только героини со сложным выбором.
Надо почаще об этом рассказывать – тем более у вас теперь есть Венецианский «Лев», которым можно хвастаться. Как-то изменилась жизнь после него?
Все задают этот вопрос и, главное, что все хотят услышать ответ «да».
Конечно. Что посыпался миллион предложений.
На самом деле вообще никак не изменилась. Но я не буду честной, если скажу, что очень жду миллиона предложений. Мне есть, чем заняться. Я в работе над своим новым фильмом «Герда», мы ищем допфинансирование, и в надежде на то, что когда-то сниму другой – про Ксению Петербургскую. Я его написала года три назад и очень им горю, но это настолько огромная проблема найти на него деньги, учитывая РПЦ, скандал с «Матильдой» и вообще некое табу на съемки про святых. Нет, если будут приходить предложения, я, конечно, буду очень рада. Но я уже давно спокойно отношусь к актерской профессии. Есть театр, который я пока не бросаю, потому что там хорошие роли, которые я люблю. Надеюсь, будет настоящее кино, но никаких завышенных ожиданий у меня нет. Хотя говорят, что именно в такие моменты и получают «львов».

фото: Пресс-служба фильма "Человек, который удивил всех"
Расскажите, как на таких больших фестивалях все это происходит. Вот вам перед церемонией говорят, что нужно остаться артистке Кудряшовой, так?
Я не знаю, можно про это говорить или нет, но, наверное, сейчас уже можно. Мы должны были улетать, я немного депрессовала, что так быстро пролетели эти дни, мы ничего не успели посмотреть. И вот мы выезжаем из гостиницы, у нас самолет поздно вечером, мы шатаемся, приходим на показ «Процесса» Лозницы, и бежит Катя Филиппова, говорит, что мне надо менять билеты, видимо, будет приз. Я думаю, что это невозможно, какая-то ошибка. Началась какая-то дикая суета, нервяк. До конца, конечно, не верилось. Следующий день тоже был нервный, нас переселили в эту помпезную гостиницу «Эксельсиор». Было очень напряженно: с одной стороны, радостно, а с другой – тревожно, вдруг ошиблись, ничего не дадут, ты же до конца ничего не знаешь. Мы пришли на церемонию – спасибо, что она у них очень простая и быстрая. И конечно, когда появилась моя фамилия во весь экран, эта Best actress, началась пелена в глазах, волнительно, круто, незнакомые люди кричат «Браво!» Потом еще после церемонии ко мне подошли Наоми Уоттс и Уиллем Дефо – у меня реально было ощущение «ущипните меня», я не понимала, что происходит. Они мне говорили, что я very deep, brilliant, что это суперглубокая роль. Наоми Уоттс меня поздравляла, а я на нее смотрела и думала: «Крошка, это же ты!» Потом еще был фуршет. Там Альфонсо Куарон, Наоми Уоттс, Гильермо дель Торо мы с ними сидим почти за одним столом – это какое-то безумие. Ты понимаешь, что судьба тебя вписывает в историю этих мировых небожителей кино, что это очень крутой момент жизни. При этом чувствуешь эту секунду, этот момент – как он приходит, как уходит. Это какая-то чудесная штука, правда. Такой восторг у меня был, наверное, последний раз в Берлине, когда мы представляли «Пионеров», и к нам тоже подходили, и мы были на церемонии закрытия, номинировались на лучший дебют – при том, что когда мы его снимали, никто и не предполагал, что так получится.
Когда вы согласились играть в «Человеке», вы уже думали, что это будет большая фестивальная история, могут быть призы или это было не важно?
Я не думала о фестивалях и призах. Мне очень были симпатичны и сейчас симпатичны Наташа Меркулова и Леша Чупов. Мне было интересно, как они расскажут эту историю, потому что все равно сценарий – это сухая запись. А этот фильм очень сильно отличается от «Интимных мест». Еще я чувствовала, что меня хотят, что я здесь нужна, очень трепетное отношение было ко мне во всей этой истории. Мы с ребятами сошлись на трактовке роли. Помню, мы делаем какие-то пробы с Лешей и он говорит: «Ну ты не деревенская». Я говорю, что, конечно, нет. Мы загнались и стали думать, как все делать. Особенно когда появился Женя Цыганов – простите, но у нас на лбу все написано с Женей. И мы думали, как сделать так, чтобы нам поверили, что мы действительно оттуда. А потом мы поняли, что надо подниматься над бытом, потому что это не местечковая история, это все-таки история про человека и не важно, происходит она в Москве или в селе Каблуково, где мы снимали. Я не знаю как назвать это чувство, оно у меня редко бывает в последнее время, это какой-то даже не азарт, а внутреннее ощущение того, что ты действительно что-то делаешь и делаешь не один, а командой. Самое крутое, когда актер не одинок. Актерское одиночество мне очень знакомо. Я с ним так часто сталкивалась и, наверное, именно поэтому я в какой-то момент устала от этой профессии. Часто бывает, что ты выполняешь чью-то волю – не самых умных, не самых одаренных людей, либо ты вообще выполняешь что-то свое, потому что люди не могут или не хотят придумать.

фото: Кадр из фильма "Человек, который удивил всех"/пресс-служба картины
Все чаще, кстати, актеры стали говорить о том, что они приходят на площадку, а им никто даже не может объяснить, что, грубо говоря, играть.
Это такой бич, да. И когда ты понимаешь, что у тебя есть предложение к режиссерам, а у них к тебе, вы команда, ты в этом не одинок, они тебя поддерживают и мы вместе делаем эту историю – это очень круто. У меня, правда, очень давно такого не было.
На протяжении всего фильма вы с героем Евгения Цыганова меняетесь ролями поддерживаемого и поддерживающего. На площадке как было?
Наши линии были более протяженные. Не знаю, сколько процентов не вошло в монтаж, но были сцены, которые что-то объясняли, были мягкими переходами от одного состояния к другому. Сейчас у меня нет вопросов к монтажу. Хотя сначала я не поняла почему в фильме моя героиня резко от такой сильной любви переходит к другому чувству, фактически выгоняет Егора. В том, как снималось, был некий этап, который этому предшествовал, но сейчас я думаю, что может быть и лучше, что его в фильме нет, потому что она очень чувственный человек, импульсивный.
Мне кажется, там есть такая подсознательная обида: она просит его дать возможность помочь, а он не дает, закрывается.
Не знаю, все ли ее считывают. Просто по сюжету она очень просит с ней поговорить. Не раз. И он ничего не говорит, вдруг выставляет стенку. Здорово, если это так и считывается. Зрители мне говорили, что она выгнала его из-за того, что он переоделся. Я объясняла, что это совсем другое. Между ними была такая близость, которая вдруг была им разорвана, он изгоняет ее, а потом она его. А с Женей на самом деле мы круто работали. Я обожаю таких интуитов, когда партнерство настоящее, высокого класса. Он не спрашивает, что мы здесь играем. Это тоже можно делать, но когда понятно без слов, это очень круто. В какой-то момент появилось ощущение, что я этого человека чувствую, он близкий, я его понимаю и он меня тоже. Это магические моменты, которые случаются между актерами. Круто, что Женя такой. Я сейчас вообще не представляю никого другого в этой роли, хотя были пробы с другими людьми, но именно вот эта непроговариваемость дает колоссальную свободу. Это крутой опыт.

фото: Кадр из фильма "Человек, который удивил всех"/пресс-служба картины
Ваш режиссерский дебют «Пионеры-герои» говорил об условной жажде подвига, ради которого не страшно умереть. Сейчас у Наташи с Лешей фильм в принципе о том, что умереть страшно. Насколько «Человек, который удивил всех» мог быть вашим фильмом по посылу? Как автора, как режиссера?
Понятно, что в записи мы совсем разные – Леша и Наташа пишут по-другому, чем я, – но мой сценарий про Ксению Петербургскую о том, как простая девушка решила победить смерть. И она ее побеждает. «Человек», который написан раньше, пришел ко мне уже после того, как я написала «Ксению». Когда я его прочитала, то поняла, что по посылу это похожие истории. Мой сценарий тоже про попрание самой основной темноты, которая есть, потому что ипостась смерти страшна. Так что в этом смысле – по замыслу и воплощению – это мое кино. Мне кажется, с приходом меня в эту историю сценарий стал немного другим – там даже появился монолог из моей жизни. Когда моя героиня танцует под «Тучи» и рассказывает, как я тонула, – это я просто пришла к ребятам и рассказала случай из моей жизни. Когда я читала этот сценарий, я не считывала себя. Героиня была другой, не было в ней этой странной черты – не знаю, как назвать ее, нелепости что ли. Она вся какая-то, как жизнь. Сильная, но при этом абсолютный ребенок. И именно ее непосредственность не дает принять смерть, не дает относиться к ней так консервативно и взросло, как относится герой Жени. Наташа и Леша это очень хорошо словили. Я довольно закрытый человек для не очень близких людей, а совсем с ближним кругом я такой абсолютный идиот. Любвеобильный, шутящий, ноющий – в общем, я абсолютно распускаюсь с близкими людьми. И Наташа, когда мы с ней начали говорить, она сразу: «Давай, отдавай это всё». И все эти сцены с Женей, когда мы занимаемся сексом и ржем, мне Чупов говорит: «Я вообще еще не видел такого, чтобы ржали после секса… а ты что в жизни тоже ржешь?» Не важно, ржу я в жизни или нет, но важно, что появилась какая-то трактовка более легкая. А потом получилась немножко женщина-идиот, которая создает флер жизни. Именно такие женщины и не дают упасть, понять, что жизнь жесткая, имеющая окончание. В Венеции мне кто-то сказал: «Не понимаю, как вы так делаете, что вы в кадре одновременно и ребенок, и женщина. Но еще удивительнее, что вы не играете ребенка». Вот это ми-ми-ми и «я маленькая, слабая». Тогда я поняла, что удалось передать что-то личное этой героине. Мы придумали ее еще и так, что она и плачет, и истерит по-настоящему, как ребенок, – горько и невозможно. Одна из таких сцен, где я даю врачу, которого играет Виторган, деньги. Там долго не останавливали камеру и в какой-то момент случилось такое состояние, когда ты даже не плачешь. Я не понимаю, что это было, но это было абсолютное погружение в отчаяние. И не было проблемы это играть. Была проблема не уставать физически, потому что такие вещи отжирают огромное количество энергии.
Три года назад, когда выходили ваши «Пионеры-герои», в российском кино была тенденция искать этого самого «настоящего» героя. Прошло не так много времени, но появились совсем другие фильмы – про людей со своими слабостями и пороками, уже не претендующими на статус героя. Почему, на ваш взгляд, так происходит – кстати, не только в российском кино, но и в зарубежном.
Может быть, потому что мы устали бесконечно лакировать себя. В какой-то момент у меня от российского кино было ощущение, как от бардовской песни, которую я не очень люблю, сами барды – это хорошие люди, но есть там постоянная лакировка и избегание себя плохих, рефлексирующих, слабых. При том, что у нас есть великая драматургия – тот же Чехов, где все это преподносится с иронией и открытым взглядом на человека вообще. И круто, что сейчас это начинает происходить, круто, что перестают бояться показаться плохими. Когда я в 2015-м давала интервью по «Пионерам», они все начинались с того, что я говорила, как много вокруг симулякров. А сейчас их еще больше с разрастанием соцсетей.

фото: Кадр из фильма "Человек, который удивил всех"/пресс-служба картины
Они взяли на себя эту роль изображения лакированной действительности? Насмотрелся этого там и в кино не хочется?
Либо не хочется, либо начинается что-то другое. Все-таки мы, слава богу, смотрим на европейское кино и все тенденции, которые есть там, они плавно, на мягких лапах, начинают подходить к нам.
Как раз про европейское кино. Вы с Наташей, Лешей, Наташей Мещаниновой, Нигиной Сайфуллаевой примерно дебютировали в одно время – когда все забыли про условную «новую волну». И тут появились вы с по сути европейским кино. Почему, на ваш взгляд, эта новая генерация российских режиссеров впитала европейское кино? И будет ли это происходить и дальше?
Я одно время говорила, что это последние ласточки, была очень пессимистично настроена, потому что, конечно, с появлением цензуры – а она у нас есть и она все дальше заползает – ничего предугадать нельзя. Ужасно, что люди перемонтируют сцены из-за этого. Ужасен этот закон об оскорблении чувств верующих, который надо отменить, потому что он развязал руки сумасшедшим или просто отвратительным людям. Закон о мате. Масса таких вещей. В то же время на фоне этой придушенности возникают такие фильмы, как «Человек, который удивил всех». Наташа с Лешей сделали дико смелое кино, и я прям представляю, как начнется волна этой тупой хейтерской фигни. Я на абсолютно безобидных «Пионерах» хапнула этого сполна. Это все тяжело. И обидно, что это происходит. Но также я надеюсь, что развитие нашего кино будет происходить дальше. Вот Минкультуры дал мне сейчас деньги на «Герду», но их недостаточно для производства. Давно в воздухе висит необходимость альтернативных, частных, фондов, поддерживающих кино. Не отдельные олигархи, хотя это круто, если ты дружишь с олигархом и он дает деньги на кино, я бы такого никому не отдала. Если серьезно, действительно есть запрос на появление таких фондов с независимой комиссией. Они могут поддерживать два проекта в год, а не 20, но, главное, чтобы они начали появляться.
Как в тех же европейских странах. Вернусь все-таки к вопросу о том, почему вы и ваши коллеги подпитываетесь именно этим кинематографом?
Не знаю, может, так случилось, что все как-то в десятых поняли, что никуда мы особо не пришли. У меня тоже было ощущение, что раз – и в десятые нас будто разбудили. То ли доросли мы до какого-то возраста, то ли возник некий тупик, понимание, что хватит. Одно время многие говорили о том, что у нас снимают все, что угодно, но не фильмы про людей и про страну, в которой мы живем. Сейчас, на мой взгляд, это меняется. И, конечно, да, мы смотрим европейское кино.

фото: Пресс-служба фильма "Человек, который удивил всех"
На последнем питчинге вы даже в качестве референса называли «О теле и душе».
Да, называла, хотя это очень далекий референс. Вообще эта тема референсов очень подлая. Когда просят референсы ты думаешь, блин, а, может, вообще у этого нет референсов, может, ты первооткрыватель. Я вот считаю, что я первооткрыватель, когда снимаю кино. стараюсь ничего не смотреть. И когда меня спрашивали про референсы «Пионеров-героев», я говорила, что такого не снимали. В Московской школе нового кино, где я преподаю, читал лекцию Альберт Серра. И он первый сказал про снимаемое снятое кино – я вообще до него такой формулировки не слышала и совершенно от нее зафанатела: нельзя снимать кино, которое ты уже посмотрел у себя в голове. У нас же по-другому – раскадровки, ты должен приблизиться к тому результату, который есть в голове. А он говорит, что самое классное – отказаться от результата. Тогда начинается магия на площадке. И когда он это говорит, ты понимаешь, что он с другой планеты, где любят авторское кино, почему мы не там.
У вас есть какие-то концептуальные режиссерские задумки?
Тот сценарий, который сейчас мы начнем реализовывать, – это даже не «Пионеры». Мы будем рисковать, я на самом деле не могу референсы сказать. Те, которые давала, были, скорее, смысловыми. Это будет совсем не социальное кино, как может показаться после прочтения сценария. Мне очень хочется экспериментировать. Круто, когда на площадке происходит поиск. У Наташи с Лешей так и было. Это такое ощущение воздуха на площадке, потому что такая тоска существовать вне этого воздуха по-актерски, когда ты приходишь и снимаешься в снятом кино. Очень круто, что был этот процесс поиска. И я очень благодарна ребятам за этот опыт. Не просто ты сыграл и думаешь: «Ах, как я классно сыграл», а тебе нравится кино – я не отделяю себя, Женю, режиссеров. Это та самая свобода. Мне кажется, они рисковали и это очень круто.
Фильм «Человек, который удивил всех» в прокате с 25 октября.
Маша Токмашева