«Эйфель»: Железная леди французского кино - «Рецензии»

Более двадцати лет разработки, неоднократно переписанный сценарий и «коронавирусные» съемки — «Эйфель» рождался в муках. На реализацию амбициозной картины студия Path?, производитель кино с вековой историей, потратила более двадцати миллионов евро, и на то были явные причины. «Эйфель» режиссера Мартина Бурбулона призван продемонстрировать компетенции французского кино, которое многие не воспринимают в отрыве от чутких, но легкомысленных комедий. А биография Гюстава Эйфеля, создателя главного символа Парижа, так и просится стать основой для французского «ответа Голливуду». К сожалению или счастью, американский уровень «полировки» фильма достигнут не был — в нем осталось место шероховатостям, присущим продукту ручного, а не машинного труда. Франция конца XIX века. Гюстав Эйфель (состаренный гримерами Ромен Дюрис ) с успехом воплощает свои проекты по всему миру. У него есть прибыльное дело, награды и семейное спокойствие. Инженер прекрасно ладит с дочерью и легко принимает ее грядущее замужество — неожиданный штрих к образу вроде бы типичного для кино «отца-одиночки». Размеренная жизнь Эйфеля рушится в тот момент, когда он встречает на светском рауте Адриенн Бурже (Эмма Маккей ) — свою давнюю возлюбленную, свадьба с которой расстроилась из-за протеста родителей невесты. Вновь переживая события прошлого, Гюстав решается создать своё новое творение — своеобразный символ любви, воплощённый в металле. «Эйфель» с первых минут раздваивается на два очень разных фильма: романтическую драму и строительный процедурал. Одна часть продолжает изучать главного героя: его отношение с прошлым, надежды и стремления. Другая — тянется к делам инженерным, с упоением рассказывая не только о башне, но и о неординарных методиках строительства парижской «железной леди». История Эйфеля и Бурже в целом реальна, хотя сценаристы и спешат напомнить о присутствии в фильме допущений. Навряд ли Бурбулон и его команда пытались сказать в мелодраме новое слово. Скорее стояла задача укрепить позитивный стереотип о французской чувственности. Трагедия несостоявшейся любви, расставания и встречи — вариации этого сюжета волнуют зрителя никак не от новизны. Ромен Дюрис, обладатель опыта сложных мелодрам в духе «Пены дней», справляется с базовой романтикой. Его Эйфель может выдавать уверенное обаяние и ярость, что во многом обеспечивает сценам встреч нужный градус. Эмма Маккей в этом тандеме, увы, остаётся ведомой. Есть надежда, что в будущем у звезды «Сексуального просвещения» и грядущего детектива-капустника «Смерть на Ниле» будут работы увереннее. Франция много бы потеряла, будь любовная линия «Эйфеля» основной. Очарование проекта, его «аттракцион» — это технично исполненная производственная драма о возведении «300-метровой башни» к Всемирной выставке 1889 года. Работы на стройке показаны с предельной скрупулезностью и местами выглядят по-настоящему захватывающими. Здесь у режиссера появляется долгожданная свобода. Он бросает инженера Эйфеля в самые разные декорации, от тесной коробки под фундаментом до верхотуры. Виды Парижа через железные фермы намного превосходят набившие оскомину интерьеры в викторианском стиле. Кульминация стройки (и всего фильма) приближается по накалу к другому «высотному» блокбастеру — «Прогулке» Роберта Земекиса , тоже относящейся к архитектуре с большим уважением. Не менее важно и то, что у Дюриса появляется возможность расширить образ Эйфеля за счёт новых встреч: с рабочими, городскими властями и дочерью он ведёт себя неожиданнее, чем с любовным интересом. Постоянное переключение режимов работы Эйфеля, как и общую неровность истории, трудно считать недостатком — точно найдётся зритель, которому придутся по вкусу такие эмоциональные качели. Кроме того, они объяснимы. Студия Path? вложила в проект значительные средства, прошла через ад переработки сценария и очень хотела бы угодить самой разной аудитории. К работе привлекли звёзд индустрии вроде оскароносного композитора Александра Деспла и оператора Матиаса Букара. Это поистине большой национальный проект, демонстрирующий возрождение французского кино после больших потрясений. Для Бурбулона, ранее ставившего кино совсем иного калибра («Любовь вразнос», «Развод по-французски»), работа и вовсе обещает быть отправной точкой в кино мирового значения. Пожалуй, «Эйфель» чересчур буквально соединяет две параллельные идеи: возвышенные чувства и металлоконструкции. Однако в этом дуэте «физики и лирики» видна столь необходимая кино человеческая рука. В отличие от многообразных голливудских картин (на которые «Эйфель» хочет быть похож), он не теряет французского корня, остаётся немного взбалмошным, но при этом притягательным. В эпоху крупнобюджетного диетического кино оставить такое впечатление — уже немало. «Эйфель» в прокате с 14 октября. Максим Гревцев