«Семнадцать мгновений весны»: Штирлиц – разведчик, пришедший с холода - «Рецензии»

11 августа 1973 года Центральное телевидение Советского Союза начало показывать многосерийный фильм «Семнадцать мгновений весны» – экранизацию одноименного романа Юлиана Семенова о советском разведчике-нелегале в высших эшелонах СС. Фамилия Штирлиц стала нарицательной и продолжает жить уже вне ленты и её литературного первоисточника: Вячеслав Тихонов в сознании миллионов воплотил образ народного героя, который одинаково хорошо себя чувствует на экране, в политике и анекдоте. Полвека прошло, а успех телепроектов продолжают измерять мгновениями «нашего в Берлине» – воплощения идеала советской разведшколы в вечной схватке с хитроумным и сильным врагом. «Когда Штирлиц идет по улицам Берлина, улицы Москвы совершенно пусты», – характеристика из западногерманской газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung знакомила иностранного читателя не столько с самим телефильмом Татьяны Лиозновой (тут не читать, тут смотреть надо), сколько с главным мерилом зрительской любви в СССР: вся страна собиралась у телеэкранов, чтобы посмотреть, как советский разведчик Всеволод Владимиров – он же Максим Исаев, он же Макс Отто фон Штирлиц – вновь вступит в интеллектуальную дуэль с Генрихом Мюллером (Леонид Броневой ) и другими злодеями, столпами гитлеровской Германии. В дальнейшем эта история приобретет черты кумулятивной городской легенды: её будут повторять каждый раз, когда телевидение будет показывать очередной хит. Упоминания об опустевших улицах Москвы – обязательный атрибут отечественного сериального успеха, сопровождавшего «Место встречи изменить нельзя», «Ликвидацию» и даже «Бригаду» — в Саше Белом ведь тоже искали (и находили) образ борца с беспределом после большого передела. Чем ближе ко дню сегодняшнему, тем сложнее поверить, но несомненно у четырех проектов из разных эпох есть общая черта, которая заставляет прильнуть к экрану: эпический герой, фигура спасителя. Чем труднее время, тем сильнее зритель тянется к макиавеллианским львам, находящимся в оппозиции к несправедливому миропорядку. Смотреть онлайн: «Семнадцать мгновений весны» Такой архетип культурного лидера подтверждают и социологи. В 2000 году аналитики «Ромира» предложили россиянам выбрать, кого из киногероев они хотели бы сделать президентом. В тройке лидеров оказались Глеб Жеглов, Штирлиц и Георгий Жуков из эпопей Юрия Озерова . На кого ни взгляни – все государевы люди в прохорях, адепты контроля. Среди потенциальных президентов-силовиков Штирлиц оказался единственным героем секретной службы: для нас — разведчик, «принимающая сторона» брезгливо обзовет «шпионом». Других коллег в списке народного доверия не значится, хотя конкуренция за звание главного агента одной шестой части суши всегда была сильна. Нелегалы майор Федотов («Подвиг разведчика») и капитан Белов («Щит и меч»), постаревший ветеран Бородин («Тегеран-43»), неизвестный солдат Холодной войны Ладейников («Мертвый сезон»). Коля Гришанчиков («Майор Вихрь») – родной сын Штирлица — и тот остался в тени. Полвека «Семнадцати мгновений весны» – это полвека культурной матрицы: для соответствия ей даже фильм смотреть уже не нужно. Впервые со времен «Чапаева» киногерой без труда стал легитимной частью культурного кода в самом его обширном проявлении. Наиболее народный из жанров искусства – анекдот – принял советского разведчика за своего, подчеркивая его обаятельные черты: находчивость, хладнокровие, страсть к черному юмору и каламбурам. Народные былички о похождениях Исаева обязательно рассказываются в прошедшем времени и монотонным спокойном голосом, подобно тому, как события в фильме за кадром комментировал Ефим Копелян : «Штирлиц шел по улицам Берлина и вдруг поднял глаза. Это были глаза профессора Плейшнера…» Стихийные юморески о дулах из окна и голубых елях, быть может, рождались еще и от преследующего «Семнадцать мгновений весны» диссонанса: ведь все герои истории, Броневой-Мюллер и Шелленберг (Олег Табаков ), Борман (Юрий Визбор , голос Анатолия Соловьева ) и Гиммлер (Николай Прокопович ), говорят с экрана на чистом и восхитительно поставленном (все-таки большая театральная школа) русском языке. Очень важная деталь для кинотрадиции, в которой речь иностранца кажется естественной только когда перекрыта вкрадчивым голосом Артема Карапетяна . Читать Так сочинялось великое прошлое: как Чапаев и «Чапаев» заворожили СССР Вдобавок роли преступников играют всенародно известные артисты. Броневой, в будущем — куплетист Велюров, пытает узника гестаповских подвалов на дыбе. Леонид Куравлев — Шура Балаганов, Жорж Милославский – здесь оперативник СС с повязкой на глазу (самым крутым маркером боевой смелости). Олег Табаков в образе начальника политической разведки Schutzstaffel – опаснейшая бестия, как его не полюбить, обманувшись обаянием? Родня Шелленберга шлет ему открытку на Рождество с благодарностью за неиспорченный идеологией образ «дядюшки Вальтера». Александр Пелевин , сыгравший того же Шелленберга в «Секретной миссии» Михаила Ромма (фильма, который сделан на том же материале – операции «Санрайз») такого признания от родственников прототипа не получил. Нацисты никогда не были настолько преступно обаятельны: в советской традиции они обычно изображались политическими фанатиками, жестокими и хитроумными сектантами, облаченными в зловещую форму от придворного дизайнера Карла Дибича. Сохранившийся еще с войны канон – немецкие офицеры из жуткой «Радуги» Марка Донского , спятившие от крови тевтоны, возомнившие себя вершителями судеб. Они могли быть страшными демонами («Иди и смотри») или, наоборот, смешными идиотами («Крепкий орешек»); оба варианта — следствие расчеловечивания зла. Порою и в них проскальзывало что-то показушно благородное, надменное: какой восторг вызвала у немецкого офицера из «Судьбы человека» это русское «После первой не закусываю». Но это все ещё было продолжение плакатного крика: «Убей его!». Одноименное стихотворение Константина Симонова «убило больше гитлеровцев, чем самый прославленный снайпер». Читать: Фронтовики смеются: «Крепкий орешек» — эксцентрическая комедия о войне В 1973 году ГДР – часть советского блока, а в ФРГ с официальным визитом летит Леонид Брежнев. Абсолюта войны уже не может существовать даже в кино, и «Мгновения» негласно берут на вооружение другие строки Симонова: «Да, враг был храбр. Тем больше наша слава». Ничто так не красит героя, как хитроумный противник. Штирлиц вступал в противостояние с умнейшими манипуляторами, карьеристами и политиками. Бывал близок к провалу, но всё же умудрялся обвести вокруг пальца по-настоящему гениальных шахматистов, развязавших за спиной у Гитлера собственную игру: в реальную силу фюрера они уже не верили, предпочитая ставить на победителей. Оттого главные партийные разборки и вращаются в орбите не вождя, а американского дипломата Аллена Даллеса (будущего главы ЦРУ и любимого героя постсоветской конспирологии). Только он может спасти бонз от надвигающейся красной лавины и предложить приемлемые условия капитуляции. В «Семнадцати мгновениях», как ранее во «Встрече на Эльбе», главная сюжетная партия отдана не войне, а её последствиям. Штирлицу ставится задача не победить (с этим героическая армия справится без него), но обеспечить справедливость нового миропорядка, не допустив сепаратных переговоров нацистов с союзниками. Внутрипартийные дрязги в самой гуще обстреливаемого Берлина – что может быть лучше для прожженного героя, оторванного от Родины, но беззаветно преданного ей? Невидимый фронт совсем не похож на реальный: здесь рассуждения и сомнения, длинные диалоги и сосредоточенность мыслей важнее умения стрелять. Штирлиц при всем желании не может быть «русским Джеймсом Бондом», потому что пистолет в его руке огрызается свинцом только единожды – в мышеподобного провокатора Клауса (Лев Дуров ). Разведчик поддался чувству всепоглощающего омерзения. Вечно собранный, улыбающийся редко – только старушкам и собакам – Штирлиц-Исаев не привык мстить и бездумно геройствовать. В этом он очень похож на британского «коллегу» Смайли из детективов контрразведчика Джона ЛеКарре («Шпион, выйди вон!», «Шпион, пришедший с холода»). Любимого персонажа Евгения Примакова, который был дружен с Юлианом Семеновым еще в школе – как же XX век любит такие ироничные смысловые фокусы. Читать Невыносимый взгляд «Иди и смотри» Может, поэтому Штирлиц – кинематографический идеал? В его многоликости, холодности и сомнении, ерничаньи («Может, пробиться в фюреры? Хайль, Штирлиц!») и теннисных успехах скрыта тайна государственного значения. Он успешно мимикрирует под чаяния зрителя: силовики видят в нем Юрия Андропова (главного цензора телефильма), диссиденты – лавирующего меж струй интеллигента. Брежнев верил, что Исаев реально существует и хотел дать ему звание Героя Советского Союза, кинематографические недруги никак не решались объявить этого человека шпионом: боялись ошибиться. Разведчик многолик, от него можно ждать всего. Кроме предательства. В том, что он будет до последнего верен далекому Центру, сомневаться не приходилось. Ради него он мог годами неприкаянно ходить по свету, учить новые языки, становиться и немцем и испанцем. Ради него Штирлиц вновь возвращался в черно-белый хроникальный Берлин под музыку Микаэла Таривердиева , где его ждала новая работа. Зрители гадали: выжил ли Штирлиц, вернувшись в логово волков после великой и незаметной невооруженным взглядом миссии? Выжил, хоть и был раскрыт. Сбежал, был ранен советским солдатом при штурме Берлина, вывезен «крысиными тропами» из Германии и продолжил работу по выявлению сбежавших нацистов — без всякой связи с Москвой. Юлиан Семенов был к нему жесток: жену Исаева, пронзительно изображенную Элеонорой Шашковой , расстреляли. Сын «Коля» сошел с ума, не выдержав пыток, и тоже сгинул в застенках МГБ. Исаев же к моменту появления главного фильма о себе всё еще был жив и мирно преподавал в Институте истории. Как и следует героическому ровеснику XX века, он испытал на себе все изводы эпохи: принял страну «Бриллиантами для диктатуры пролетариата», а уже в преклонном возрасте спасал мир от атомного терроризма. «Времена не