Сергей Новосад: «В профессии артиста 50% – это удача» - интервью

16 мая на СТС состоится телепремьера одного из главных отечественных молодежных сериалов «Трудные подростки» о некогда успешном футболисте Антоне Ковалеве, который отправляется работать тренером – а заодно и реанимировать свою репутацию – в центр помощи проблемным детям. Там экс-чемпиона не ждут с распростертыми объятиями, но постепенно напряженные отношения с воспитанниками центра склоняются в сторону дружбы, и Ковалев все больше погружается в недетские проблемы ребят. Проект открыл множество новых имен среди молодых актеров, в числе которых Сергей Новосад

– выпускник мастерской Виктора Рыжакова

в Школе-студии МХАТ и приглашенный артист театра «Современник». К касту «Трудных подростков» он присоединился со второго сезона и сыграл мажора из футбольной спецшколы. Мы поговорили с актером о первом серьезном опыте в кино, любимых подростковых сериалах, отношении к популярности и роли случая в профессии.

фото: Фотограф — Анастасия Климачева
В «Трудных подростках» ваш герой Даня – мажор, который пренебрежительно относится к девушкам, любит тусовки и алкоголь, потому что такой образ жизни кажется ему крутым. Насколько он был вам близок и понятен, когда прочитали сценарий?
Понять его было нетрудно, сложнее было воплотить, потому что у меня вообще не такая ситуация в семье – еще с детства отец объяснял мне какие-то простые истины, в том числе про отношение к девушкам. Вся мотивация Дани открывается в одной сцене, когда его папа узнает, что он попал в центр для трудных подростков, и буквально выходит из себя. Он замахивается на Даню, и мы видим, что вроде бы крутой и уверенный парень, как маленький ребенок, отшатывается в сторону. Даня боится показаться слабым, боится своего отца. Его защитный механизм – не подпускать к себе людей и не привязываться к ним. Проявление чувств он считает слабостью.
И это проблемы 16-летнего героя… Мне показалось, что Даня стал «трудным» от скуки в отличие от большинства героев сериала, у которых реально проблемные семьи. Его сложнее в этом плане оправдать?
Мне сложно судить, насколько это может быть правдой. Когда я учился в школе, некоторые сверстники были намного взрослее меня, потому что у них были сложные ситуации в семье. Со стороны легче рассуждать, но на месте своего героя я бы, наоборот, старался сделать всё, чтобы не быть похожим на отца – отказываться от денег, найти способ самостоятельно заработать. А он ненавидит, но принимает и по сути всем пользуется.
Читала, что вы составляли плейлист своего персонажа и таким образом пытались представить, о чем он думает. Чем заряжались перед съемками?
Я из маленького города Шелехов недалеко от Иркутска, там девяностые отступили только пару лет назад, и в мои подростковые годы парням естественно приходилось раньше взрослеть. Меня зачастую не принимали всерьез из-за моего милого лица – к слову, до сих пор просят паспорт, когда я покупаю алкоголь, хотя мне уже 27 лет. Тогда я слушал уличный пацанский рэп – АК-47, Каспийский груз, Грот. И во время подготовки к роли пытался найти аналоги исполнителей, которых молодые люди слушают сейчас. Никто из рэперов уже не шарашит напрямую «брат за брата», тексты стали сложнее, поэтому я выбрал Face, Kizaru и Oxxxymiron.
Почему-то, когда я жил в Иркутске, у меня в плейлисте была определенная музыка. Я знал, что есть другая, но слушать хотелось именно ту. После поступления в Школу-студию МХАТ я стал много общаться с ребятами из Москвы и других городов и открыл для себя Led Zeppelin, The Doors, Muse, Нейта Смита. Уверен, мой герой мог бы слушать и такую музыку. Но чтобы зарядиться перед сменами, я каждое утро слушал современных рэперов. Мало того, я их ненавидел, а потом поймал себя на том, что хожу и напеваю эти треки. Вообще я вдруг начал замечать там какие-то тонкие вещи, например, в треке Face «Юморист». Хотя изначально я думал, что он совершенно отбитый чувак, который «роняет запад».
Составлять музыкальный плейлист героя – частная актерская практика?
Раньше я с таким не сталкивался, но мне показалось, что это было бы здорово. Когда начал юзать плейлист, то узнал, что многие ребята на съемках так делают.
Существует байка, что у Константина Райкина есть небольшое трюмо, где хранятся различные парфюмы. И для каждой роли он выбирает свой аромат. Наверное, выходит безумно дорого, но мне кажется, это круто – через запахи подходить к персонажам.
Какими еще приемами вы пользуетесь, чтобы настраиваться перед съемками?
Во время обучения на втором курсе появляется раздел «наблюдение», и ты уже не можешь не обращать внимание на людей в повседневной жизни. Я заметил, что когда гуляю один и вижу человека с интересной походкой, то могу начать ее копировать. Как-то я увидел на улице очень гламурного парня и «забрал» его жесты для своего героя в спектакле «Баал» по Брехту. Еще в театре у всех моих персонажей на пальце есть кольцо – где-то пацанская печатка, где-то очень тонкое колечко. Это получилось непроизвольно, но кольцо мне всегда что-то дает. Метод Сергея Новосада (смеется).
С кино такого не происходит, потому что по большому счету не ты готовишь образ, а художники и режиссер. Наверное, так как я еще молодой и не заявивший себя как крутой артист, к моим пожеланиям редко прислушиваются.

фото: Фотограф — Анастасия Климачева
Герой Никиты Волкова пытается сделать из трудных подростков крутых футболистов, поэтому в сериале много сцен, где вы участвуете в матчах. Приходилось специально тренироваться?
Все парни хорошо играют: Никита Волков, Виталя Андреев и Тимофей Елецкий много играли за театр, Вова Гарцунов и Святослав Рогожан тоже хорошо играют. Я умею играть футбол, но я всегда выполнял роль защитника, вот эти финты – дриблинг, обработка мяча – это вообще не мое, а мне еще и досталась роль самого крутого игрока. Я сразу об этом сказал, и у меня появился дублер. Даже парни, которые чувствуют мяч и знают, что делать, после мотора могут сбиваться. А вот на третьем сезоне у меня уже не было дублера – не знаю почему. Мы потратили дублей семь на то, чтобы я обвел двух парней и вколотил мяч в ворота. Когда долго не получалось, сработала фраза – если ты сейчас этого не сделаешь, нам придется застопорить съемочный процесс и вызвать дублера.
Актеры «Трудных» рассказывали, что им много писали фанаты сериала в соцсетях, в том числе делились проблемными историями. А вам?
К концу второго сезона у меня появилось около 30 тысяч подписчиков в Инcтaгрaмe (соцсеть входит в корпорацию Meta, признанную в России экстремистской организацией – прим. ред.), и я просто ошалел. Первый поток личных сообщений был со стороны женской аудитории, в основном из серии «ты такой красивый, давай встречаться», причем многие обращались ко мне по имени моего персонажа. Один раз мне написал мальчик, который учится в восьмом классе, и рассказал, что столкнулся с буллингом в школе, – он не очень крепкий, хорошо учится, и ему за это прилетает от одноклассников, но он не может ни с кем поделиться. Я прекрасно представляю его ситуацию. Что будет, если пацан в школе расскажет о буллинге? Стукач. В семье меня всегда учили, что ты должен постоять за себя, если хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьез. Но так как я не знаю этого парня, я посоветовал ему либо самому разобраться, либо рассказать родителям или педагогам. В этот момент я будто почувствовал какую-то ответственность, хотя не мог реально помочь. Надеюсь, у него сейчас все хорошо.
После такого притока аудитории вы почувствовали себя популярным?
Когда стали много подписываться и узнавать на улице, это потешило мое самолюбие, но потом я сказал себе: «Сереж, успокойся, очнись». Подписчики же приходят, когда идет сериал, и потом эта волна спадает, а я еще не очень умею вести соцсети. Перед телепремьерой я заранее извинился перед папой, братом и его женой, потому что им уже начинает прилетать. Одно дело, когда люди вежливо подходят, а вот панибратская тема действительно напрягает. Хотя меня не так часто узнают, как, например, Вову Гарцунова (в сериале играет Платона – прим. ред.). С ним вообще невозможно находиться рядом в людных местах – его уши видно издалека (смеется).
Какие сериалы о подростках вы сами смотрите и любите?
«Конец этого гребаного мира» – потрясающий сериал, где нет стандартного понимания юмора – он рождается из странного взаимодействия главных героев, они настоящие фрики. В «Половом воспитании» я просто не могу понять, как молодым артистам удается играть настолько легко и убедительно. Еще с «Эйфорией» случилась безусловная любовь. Там у героев тоже очень взрослые проблемы. Я сначала просто не понимал, почему Зендая несколько серий просто лежит в депрессии, а у подростков это очень распространенная проблема, просто я с подобным не сталкивался. У меня не было времени в детстве думать про себя, я постоянно был чем-то занят – школа, театральная студия, спорт, деревня, где постоянно нужно было что-то делать. Ненавидел ездить в деревню, а вот сейчас мне, наоборот, этого не хватает. Я стараюсь летать домой летом, чтобы что-то поделать руками. Папа даже специально оставляет мне какую-то работу. Для меня это крутая медитация, которую в городе я заменяю бегом.

фото: Фотограф — Анастасия Климачева
«Трудные подростки» стали вашим первым серьезным проектом. До них вы задумывались о карьере в кино?
Да. Но серьезное упущение театральных вузов в том, что ни разу за время обучения нам не рассказывали, как записывать визитку, готовиться к пробам, работать с камерой. Первые 2-3 года после выпуска я просто этому учился, ходил на пробы, но утверждений не было. По первости мне говорили: «Тебя слишком много, убери чуть-чуть». Я не понимал, что значит «убери». Потом осознал, что, видимо, непроизвольно работал на зал в 300 человек, а кино предполагает совсем другое существование.
Можно сказать, что на «Трудных» вы учились сниматься в кино?
Конечно. Для меня самая большая сложность была в том, что съемки шли не по хронологии, а по локациям. Когда я увидел результат своей работы, во мне было много сомнений. Мне было важно услышать мнение своего старшего брата и, неожиданно для себя, я получил от него самый главный комплимент. Он сказал, что сначала ему было сложно – Серега в телеке, как так? Но на третьей серии он подключился и начал меня воспринимать уже как Даню. Папа посмотрел весь сезон и после выхода каждой серии давал комментарии, а мама, как я понял, не досмотрела: ей было сложно видеть меня в таком проявлении. Я как-то радостный позвонил ей узнать о впечатлениях, а она абсолютно серьезно говорит: «Сережа, я очень рада тебя видеть на экране, но ты что куришь и ругаешься матом?»
А родители видели ваши театральные работы?
Во время обучения мы гастролировали по Сибири и играли несколько спектаклей в Иркутске. Мне было важно, чтобы родители посмотрели, что я занимаюсь чем-то действительно важным для меня.
Не было такого, что они изначально относились к актерской профессии, как к чему-то несерьезному?
Мне повезло, потому что к нам в Шелехов приезжали с гастролями студенты Школы-студии, и мои родители видели их дипломные спектакли. Это был курс Райкина, откуда выпустились Анна Чиповская, Никита Ефремов, Казимир Лиске и Один Байрон. Они приезжали играть спектакли в память о моем земляке — Ефиме Рощупкине, который учился на их курсе и погиб из-за крушения самолета, когда летел домой. В тот момент мне было примерно 13 лет, я уже занимался в театральной студии и, увидев их работы, понял, что хочу поступать только в Школу-студию МХАТ. Родители верили в меня безусловно. Даже брат, который был троечником, за меня сильно взялся и вдруг начал спрашивать, читал ли я Достоевского.
Какой была история вашего поступления?
Я невнимательно прочитал условия и приехал в Москву в день самого конкурса – думал, сначала надо сдать ЕГЭ и потом поступать. А отборочные туры шли еще с апреля. Я пошел в Школу-студию с документами, и охранники меня пропустили, наверное, потому что подумали, что я в списках. В учебном отделе мне сказали, что поступление уже прошло, и сейчас будет сам конкурс. «Так я и приехал на конкурс». Они даже не знали, как реагировать на мою уверенность. Я просто не мог поверить, что все было зря. Мы со старшим братом дошли до Щепки, где сказали, что мне только на платку остается поступать. Я шел по Москве мимо Большого театра, и меня пронзило чувство несправедливости – ну неужели я первый такой идиот с 1943 года, когда прошел первый набор в Школу-студию, кто перепутал время поступления и приехал сразу на конкурс?! И я побежал обратно в учебный отдел школы-студии. Там меня встретил Казимир Лиске, который был одним из педагогов курса. Он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Пойдем, тебя послушают». Я зашел в аудиторию, прочитал стих, басню, а из прозы подготовил «Собачье сердце». Рыжаков спросил: «Вы знали, что я играл играл профессора Преображенского в своем первом спектакле в ТЮЗе?» Конечно, я не знал. Я вообще не знал, кто такой Рыжаков. Думал, что к Райкину еду поступать – обсчитался на год, Райкин тогда не набирал курс. Меня попросили прочитать другую прозу, но я подготовил всего один отрывок. Еще и пришел в шортах и сланцах. Рыжаков в конце прослушивания спросил: «Брюки есть?» И я вместе с братом помчался в Текстильщики за брюками. Я уже не помню, как я читал, помню только, что я не мог поверить в случившееся, когда услышал свою фамилию в списке поступивших. После первого семестра у нас были индивидуальные беседы с педагогами. Рыжаков сказал, что дал мне шанс, потому что верит в такие случайности, и я доказал, что достоин учиться в Школе-студии. Тогда я понял, что в профессии артиста 50% – это удача.

фото: Фотограф — Анастасия Климачева
Чему Рыжаков научил вас как педагог и худрук?
С первого дня в Школе-студии он говорил, что мы коллеги. У нас было много ансамблевого пения – это какой-то метод Рыжакова, потому что он считает, что люди объединяются, когда есть задача, чтобы их голоса сливались. Отсюда наше название «Июльансамбль»: ансамбль с французского переводится «вместе». И мне кажется, это главное, чему я у него научился, – быть вместе, чувствовать других людей. Сейчас, работая над другими проектами, я понимаю, насколько это важный навык – создавать команду и искать единомышленников. Когда мы репетировали спектакли, Виктор Анатольевич повторял, что нужно играть не роль, а пьесу, историю целиком. Вообще его можно слушать бесконечно, даже если мы только что поругались. Он умеет вести за собой, причем без агитки – просто говорит простые вещи своим достаточно сложным, иногда непонятным языком. Я сейчас хожу на курс к студентам из третьего набора Виктора Анатольевича и вижу в них себя. Они тоже ничего не понимают. И я говорю: «Ребят, расслабьтесь, осознание придет потом».
А зачем вы туда ходите? Преподаете?
Мои однокурсники Артем Дубра и Сергей Шадрин – педагоги курса. А я начал ходить просто, потому что мне интересно смотреть, как новые студенты делают те же самые вещи. И с каждым набором все по-другому, они иначе видят, думают – на мой взгляд, намного шире и глубже. Мне раньше было плевать на какую-то повестку в мире. Наблюдать за ними – это как заново учиться. Виктор Анатольевич всегда нам говорил, что смысл жизни в развитии. Как только ты успокаиваешься, все плохо.
Вы хотите со студентами что-то поставить в учебном театре?
Нет, не моя тема. У режиссеров определенный склад ума, их задача – провоцировать тебя, задавать вопросы, чтобы ты сам до всего дошел, а я могу просто разложить по фактам и что-то подсказать в плане актерства.
Сейчас вы снимаетесь в полном метре «Я читаю» про дислексика, который стал учителем литературы. У меня, если честно, возникает когнитивный диссонанс – как он ведет уроки, проверяет домашние задания?
Есть разные формы дислексии. В фильме мой персонаж Саша с большим трудом и читает, но он очень одаренный парень с феноменальной памятью. В его жизни были люди, которые ему помогали во время учебы, писали за него домашние задания от руки. Мой первый вопрос был – расскажите, как он сдал экзамены? К счастью, сейчас учителя знают о дислексии, и знают как работать с такими детьми. Сейчас для этого есть голосовой помощник, когда ты слушаешь вопрос и надиктовываешь ответ.
Самая большая проблема Саши в том, что он считает себя инвалидом. А ведь дислексиков очень много. В образовательной сфере только лет пять назад начались какие-то подвижки. Когда тебя просят прочитать, а ты не можешь, у учителя появляются мысли, что ты либо тупой, либо ленивый, третьего не дано. Люди не хотели знать, как работать с дислексией, это ведь нужно запариваться, что-то делать – проще отправить таких детей в класс коррекции.

фото: Фотограф — Анастасия Климачева
В феврале этого года «Июльансамбль», который был создан на базе вашего курса в Школе-студии МХАТ, объявил о закрытии. Что для вас значил этот коллектив? Трудно было его отпустить?
У меня было ощущение, что мы рок-группа – классные, молодые, никому не известные, и сейчас будем делать театр таким, как его понимаем именно мы. У нас действительно была эта возможность. Но одновременно было нужно как-то зарабатывать на жизнь. Нашим хитом и источником дохода был спектакль «Современный концерт». У нас была большая гастрольная жизнь, мы побывали, если я не ошибаюсь, в 40 городах России, также несколько раз были за границей. «Июльансамбль» — это большая часть меня, которую, конечно, было сложно отпускать, но я понимаю, что мы выросли, у нас появились другие интересы и это нормально. Я безумно благодарен и счастлив, что этот театр и эти люди были и есть в моей жизни.
У вас была любимая постановка «Июльансамбля», с которой тяжелее всего расставаться?
Это спектакль «Урод» по пьесе Мариуса фон Майенбурга, который мы сделали в 2018 году практически сами. Артем Дубра хотел поступать в магистратуру и ему нужна была хотя бы одна режиссерская работа. Виктор Анатольевич посмотрел и сказал, что «Урода» нужно ставить в репертуар. Сейчас хочется играть его на каких-то других площадках или, может, сделать видеоверсию.
В «Современнике» вы играете в спектакле «Собрание сочинений» с Мариной Неёловой, Никитой Ефремовым, Светланой Ивановой и Аленой Бабенко. Там Рыжаков иначе работает с артистами?
В «Июльансамбле» он всегда просил приносить этюды и называл стандартный подход к репетициям скучным. В «Современнике» было иначе – интересно и по-своему сложно. Плюс играть рядом с такими артистами – это дополнительный груз ответственности, множество тем для самокопания, потому что даже во время читок я замечал, что у них уже рождаются какие-то задумки, а Виктор Анатольевич правил в основном меня. Уже потом мы начали нащупывать стиль спектакля и поняли, что только персонаж Марины Неёловой будет чистый, без грима и каких-то особенностей, а все остальные немножечко фрики. Например, мой герой накаченный и заикается. Я нашел эту тему с заиканием за две недели до спектакля. Это очень крутой способ: как только ты зацепился за какую-то речевую особенность, сразу простраивается арка персонажа. Иногда это сразу приходит, а иногда мучаешься неделями. Сейчас новый этап – мы играем спектакль уже год, и можно выдохнуть и отходить от застроенной партитуры, отталкиваясь от партнера, ведь каждый приходит в театр с разным настроением и какими-то бытовыми проблемами. Для меня мастерство артиста в том, чтобы в работе не ограждаться от своих мыслей, а принимать их.
Смотрите сериал «Трудные подростки» на СТС с 16 мая.
Маша Бороденко