В
интервью Светлане Бондарчук Елизавета Боярская рассказала о своём извилистом пути к актёрской карьере. Вопреки классическому сценарию, Лиза вовсе не мечтала продолжить дело родителей. Напротив, её отталкивала их популярность, а суть работы казалась несерьёзной. До старших классов школы будущая актриса вообще не думала всерьёз о профессии, перебирая классические варианты: стюардесса, модельер и учитель.
![]()
Тогда только появлялись кодовые замки на подъездах, их вскрывали, и подъезд был расписан словами “Миша, я хочу от тебя ребёнка”. Засовывали какие-то бумажки в дверные скважины. Звонили, естественно, по телефону, хихикали, бросали трубки. И это всё мне не нравилось. Кстати, дети наши с Максимом испытывают ровно то же самое сейчас».Всё изменилось под конец школы, когда Елизавета всё-таки задумалась о высшем образовании.
«В 10-11 классах я задумалась: что же мне делать? Институт-то надо какой-то выбрать. У меня были свободные английский и немецкий, история, литература — и всё. Я собиралась поступать на журфак на PR. Слово дико модное было, но я не до конца понимала, что это. Я ходила на подготовительные курсы, но чувствовала, что это не моё. Так случилось, что у нас очень долго на Моховой был закрытый учебный театр, где показывались студенческие работы. И было торжественное открытие этого театра после ремонта. И мама позвала меня с собой на открытие. И там со сцены звучали всякие поздравления, выходили артисты. И несколько раз на сцену выходили студенты. Я подумала: вот к кому я хочу, к ним, к этим детям в трико и юбочках, которые смотрят на жизнь с оптимизмом».
В интервью Светлане Бондарчук Елизавета Боярская рассказала о своём извилистом пути к актёрской карьере. Вопреки классическому сценарию, Лиза вовсе не мечтала продолжить дело родителей. Напротив, её отталкивала их популярность, а суть работы казалась несерьёзной. До старших классов школы будущая актриса вообще не думала всерьёз о профессии, перебирая классические варианты: стюардесса, модельер и учитель. «Но театральный там не мелькал никогда. Я вроде бы постоянно была за кулисами у родителей в театре, но у меня был дикий скепсис ко всему, что делают родители. Мне это казалось несерьёзным и я этого стеснялась. И вообще, папина популярность и известность была скорее минусом. Ты идёшь с папой за руку, ты просто хочешь с ним побыть, а папу разрывают на сто кусков. Пальцем показывают — это он, это он! И нет места, где на него не обращают внимания. Ни тогда, ни сейчас. Тогда только появлялись кодовые замки на подъездах, их вскрывали, и подъезд был расписан словами “Миша, я хочу от тебя ребёнка”. Засовывали какие-то бумажки в дверные скважины. Звонили, естественно, по телефону, хихикали, бросали трубки. И это всё мне не нравилось. Кстати, дети наши с Максимом испытывают ровно то же самое сейчас». Всё изменилось под конец школы, когда Елизавета всё-таки задумалась о высшем образовании. «В 10-11 классах я задумалась: что же мне делать? Институт-то надо какой-то выбрать. У меня были свободные английский и немецкий, история, литература — и всё. Я собиралась поступать на журфак на PR. Слово дико модное было, но я не до конца понимала, что это. Я ходила на подготовительные курсы, но чувствовала, что это не моё. Так случилось, что у нас очень долго на Моховой был закрытый учебный театр, где показывались студенческие работы. И было торжественное открытие этого театра после ремонта. И мама позвала меня с собой на открытие. И там со сцены звучали всякие поздравления, выходили артисты. И несколько раз на сцену выходили студенты. Я подумала: вот к кому я хочу, к ним, к этим детям в трико и юбочках, которые смотрят на жизнь с оптимизмом».
