«Последние» в театре «Шалом»: Как семейная драма становится притчей о власти - «Рецензии»

В театре «Шалом» состоялась премьера спектакля «Последние» — важная работа режиссера Олега Липовецкого , предлагающего перечитать и по-новому взглянуть на произведение Максима Горького. Популярный в советское время, в новой России революционный писатель не был любимцем театральных постановщиков и ставился довольно редко. Сегодня за произведения Горького берутся значительно охотнее, примером тому может служить и недавняя «Васса» в Театре Наций и, конечно, «Последние», где Липовецкий, не отступая от содержания, показывает, как пьеса обретает почти пугающую актуальность. фото: Ольга Кузякина, пресс-служба театра "Шалом" Действие помещается на огромном поворотном круге, с четырех сторон от которого располагаются зрительские ряды. Вращающаяся по часовой стрелке сцена напоминает циферблат и символизирует неумолимое движение времени (возможно, даже скорость вращения синхронизирована с реальными часами, но это не точно). Пару раз, в самые критические моменты, круг заедает, и он тормозит со скрипом, а однажды даже едет в другую сторону, внятно демонстрируя кризисные точки истории. Липовецкий вообще доходчивый режиссер и сценограф: он предпочитает в любом спектакле не загружать сцену лишними деталями и частенько оставляет персонажей в метафорическом вакууме. Здесь, например, дом героев по-догвильски обозначен вписанным в круг квадратом – лаконичный, но мощный символ крепости, ставшей темницей для обитателей. В ограниченном белой линией пространстве разворачивается драма семьи Коломийцевых. Из реквизита и мебели – лишь десять венских стульев, по числу ключевых действующих лиц. Лаконичное оформление ничуть не уменьшает ощущение клаустрофобии и безысходности, задуманное Горьким, зато позволяет сфокусироваться на актерской игре, тексте и режиссерских находках. Где-то над сценой, напоминающей также боксерский ринг, по очереди сталкиваются и выясняют отношения персонажи. По периметру висят восемь телевизионных экранов (два с каждой стороны), которые выполняют несколько важных функций. Во-первых, на них возникают ремарки Горького: «Яков сидит на диване», «Входит Софья»… Эти текстовые вставки подчеркивают, что внешний антураж оставлен за скобками и не столь важен. Во-вторых, это источники медийного шума: телевизоры связуют прошлое и настоящее, мир классических героев и наше время. Когда «часы бьют восемь», в доме Коломийцевых звучит новостная заставка телеканала «Россия-1», в другой раз – программы «Время». В начале же спектакля, еще до первой реплики актеров, на экранах мелькают упоминания протестов в Сербии, Молдавии, Великобритании, Армении и других странах. Таков начальный саундтрек: распад семьи происходит на фоне мирового раскола. В финальном акте у экранов появится еще одно смысловое наполнение, но не будем раскрывать все секреты. фото: Ольга Кузякина, пресс-служба театра "Шалом" В центре повествования – полицейский Иван Коломийцев (Дмитрий Цурский ), для которого служебное положение стало оправданием жестокости и морального разложения. Семья живет в доме его старшего брата Якова (Александр Хорлин ), разоренного промышленника, у которого еще водятся деньги. С ними также обитают жена Ивана Софья (Ксения Роменкова ), пятеро разновозрастных детей Коломийцевых, няня Федосья (Светлана Свибильская ) и зять по фамилии Лещ (Сергей Щадрин), он же семейный доктор. Блестящий ансамбль, в котором хороша каждая сольная партия, воспринимается как единый организм. Маленькое пространство, размером чуть больше хрущевской кухни, задает артистам ограниченные условия. Десять человек должны передвигаться слаженно, не выходя за рамки прямоугольника, не задевать друг друга ни руками, ни стульями — даже когда ими по ходу действия нужно размахивать. Коломийцевых связывают разные, но по большей части болезненные созависимые отношения. Это особенно заметно в пластических эпизодах под аккомпанемент стробоскопа, когда все актеры в рапиде или, наоборот, ускоренной перемотке, совершают повторяющиеся движения, чьи паттерны обозначают их устойчивую функцию в семье. Самые сложные психологические образы достались Алине Исхаковой, играющей уродливую Любу, «раскачивающую лодку» презрением к двуличию и ретроградству родителей, а также, разумеется, Дмитрию Цурскому в роли отца семейства, деформированного системой, которую он олицетворяет. фото: Игорь Червяков, пресс-служба театра "Шалом" За напускной уверенностью Ивана Коломейцева с гневными тирадами в адрес всех домашних, сослуживцев и идейных врагов – революционеров – угадывается его панический, но неосознанный страх потерять власть, имущество и репутацию. Даром, что в народе его считают мерзавцем, но ведь – сильным и жестоким мерзавцем. Обитатели дома – заложники выстроенной им системы, и если старшие дети перенимают беспринципность отца, то младшие пытаются бунтовать и сопротивляться, хотя их протест принимает форму саморазрушения. В одной из ключевых сцен Петр и Вера (Федор Бычков и Ольга Приходченко) напрямую спрашивают отца: «Папа, ты честный человек?» Тот гневается, кричит, потому что считает, что дети не имеют права его осуждать. Иван считает себя львом, которого лягают ослы, и не умеет признавать ошибок. Через необходимость детей расхлебывать ошибки взрослых раскрывается и большее измерение, нежели внутрисемейные отношения. Его привносит «внешний» персонаж – госпожа Соколова (Наталья Боярёнок ), чей сын посажен Коломейцевым в тюрьму по ложному обвинению в покушении на его жизнь. Интересно, что в постановке «Последних» в Театре им. Маяковского в 2015 году эта героиня была изъята, и конфликт пьесы сводился к семейным дрязгам и тщетному поиску взаимопонимания. У Липовецкого Соколова так же важна, как первоначально для Горького: она становится голосом правды и совести, независимой силой противостоящей насилию убеждениями, словами. Именно из-за этого прочтения героини произведение запретили к показу в 1908 году, а в печатном виде издавали с цензурными изъятиями. Для Коломийцева же нет разницы, кто сидит, «ведь кто-то же стрелял». Он и избиения заключенных объясняет: «Они сопротивлялись и пели песни», демонстрируя, как работает механизм власти. фото: Ольга Кузякина, пресс-служба театра "Шалом" Финал спектакля, как и пьесы, проникнут безысходностью. Слова Коломийцева «Семья – вот наша крепость, наша защита от всех врагов» особенно горьки, поскольку звучат над руинами семейных отношений. В пьесе Иван «начинает говорить сначала мягко, почти искренно, потом снова впадает в фальшивый, напыщенный тон» — постановка следует этой ремарке. Становится ясно, что возрождения не будет: крепость разрушена, причем изнутри. Гуманные принципы и сакральность семьи, особенно характерные для еврейского театра «Шалом», столкнувшись с её тотальным распадом, превращают бытовую драму в «библейскую» притчу о грехе и воздаянии, а еще — в зеркало, где в истории столетней давности легко узнается и наше время. Екатерина Визгалова